На ладони ангела

Остановка на так называемой Красной Кольцевой на углу моста Систо служила предлогом для клиентов и придавала храбрости наиболее робким из них. Стоя у столба, они притворялись, что ждут трамвай, и не спеша собирались с духом. После долгих обменов косыми взглядами и краткой одобрительной улыбочки кто-нибудь из этой компании спрыгивал с парапета и вразвалку направлялся к лестнице, ведущей к берегу под арку моста, а за ним на некотором расстоянии следовал клиент. Им хватало десяти минут. Если дело требовалось справить побыстрее, они направлялись к сортиру на углу моста Гарибальди, и мы наблюдали за движениями четырех торчащих из-за перегородки ног.

Душой и телом отдаюсь
блестящей белизне фарфора, —

как писал великий Сандро Пенна. Он жил тремя мостами выше, за Сан Джованни деи Фиорентини, но наемный фаянс вряд ли привлекал того, кто сторожил свою добычу у дверей лицеев, в салонах автобусов или в тени кинозалов. Ведь все очарование в непредвиденном, не так ли? Лучше отмотать лишний крюк и вернуться ни с чем, нежели опускаться до предсказуемого удовольствия.

— Ты посмотри на этого фрочо[35]! — воскликнул Серджо. На углу тротуара, держа за край фетровую шляпу, стоял какой-то тип в желтоватом плаще и косился на батарею свисающих вдоль стены ботинок.

— Он даже кольца обручального не снял! — добавил Главко.

Чтобы соответствовать по их понятиям фрочо, нужно было: 1) полагать, что это — грех; 2) прятаться; 3) платить. Они покупались как дети на всякую чушь, как будто имели дело с людьми, свалившимися на землю с луны. Я аккуратно пометил это в блокноте, имея в виду только что начатый роман. Несколько моих статей, опубликованных в газетах, уже успели удостоиться похвалы Альберто Моравиа и Федерико Феллини. Такое впечатление, что никому в Риме даже в голову не приходило прогуляться за пределами кольцевой. Я наделаю немало шума, открыв им мир боргатов.

— Ну а как ты называешь тех, — спросил я у Серджо, — кто сидит на парапете?

Он пожал плечами.

— Да их никак не называют, — ответил он.

Я не унимался.

— Что ж они тогда, не педики?

— Ванда — фрочо? — чуть не поперхнулся Главко.

Он отошел от нас, чтобы поздороваться с так называемым жиголо, и по-дружески пожал ему руку.

— Ты чего, больной? — взвился Серджо.

Но впрочем никто из рагацци в Понте Маммоло и думать не думал зарабатывать себе на жизнь как их приятель Ванда, которого бы они наверняка избили, по той же причине, по которой они стянули шляпу у нищего, если бы заловили его ночью, когда после трудового дня на одной из темных улочек Трастевере этот простой парень из народа, еще не успевший порвать со своим кварталом, возвращался в свою комнатку под крышей. Просить милостыню или продавать свое тело — нельзя зацикливаться на одной работе и ожидать вознаграждения. Они догадывались своим еще не урбанизированным инстинктом кочевников, что если примыкаешь к какой-то социальной категории, будь то к самой грязной и к самой отверженной, вроде нищих и проституток, то не стоит жаловаться на определенные издержки: обязательная школа до четырнадцати лет, периодическая флюорография, служба в армии и налоговая декларация. Придется мириться и с полицейскими облавами.

Легавые налетали как ураган. На углу с мостом Гарибальди из фургона высыпало полдюжины бойцов, которые хватали Ванду и его коллег, спотыкавшихся на своих высоких каблуках, в то время как фрочи нахлобучивали шляпу на глаза и жались к столбу трамвайной остановки, сжимая в руке в качестве алиби трамвайный билет.

«А этих?» — спросил я, когда мы ждали у вокзала автобус на Понте Маммоло, наблюдая за беспрестанной беготней и суетливой каруселью под дубами на пьяцца деи Чинквеченто. Какой-то парнишка, демонстративно пыхтевший сигаретой под деревом, выдвинулся навстречу одному прохожему и повел его через тенистые заросли кустарника под высокими стенами археологического музея. «Могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее», — лаконично ответил мне Серджо. Он имел в виду, что привокзальная проституция делала ставку на транзитных путешественников, командировочных, на солдат в увольнительной, на переселенцев с юга, на всех иногородних, которые приезжали в Рим и должны были пользоваться сложившейся системой услуг и расценок, не из стыда или страха, как клиенты с моста Гарибальди, а от скуки, которая в промежутке между поездами толкала их на поиски уличных приключений.