«Видим вас хорошо. Добро пожаловать! От души желаем успеха».
Потихоньку стали складывать свое личное, чтобы потом впопыхах не забыть. Аппетита нет. Даже к све-
жей медвежатине, которая появилась у них, никто не притронулся.
Вечером корабли зажглись огнями. Так непривычна была эта светящаяся россыпь здесь, среди пустынных льдов! Казалось, корабли уже совсем близко. Лучи прожекторов снуют по льдинам, отыскивая разводья.
Скорее бы!
Веселый волнуется, лает на эти лучи.
Петр Петрович и Женя побрились. Они уже «одной ногой» на корабле. Иван Дмитриевич и Эрнст считают это преждевременным. Барометр падает. К ночи задула пурга.
Моряки вырыли из-под снега легендарную черную палатку.
Встряхнулась, скрипуче и неуютно закачалась льдина.
Как мало осталось до конца! И как нестерпимо долго тянется время! Что, если в эту последнюю ночь в лагере произойдет что-то непоправимое!
К утру пурги уже не было. Не было и корабельных огней. За ночь ветер отогнал корабли за двадцать миль.
И тогда собрали все старые оленьи шкуры, драные рубахи, штаны, валенки. Петр Петрович приволок охапку их знаменитых большущих «тапочек», все это облили бензином — и запылал невиданный здесь маячный огонь.
Шумело и взлетало пламя. Бронзой отливали исхудавшие взволнованные лица. Когда пламя стало опадать, Иван Дмитриевич стянул с себя насквозь просаленную, прокопченную меховушку и бросил в огонь — гори ярче!
Рассвело. На горизонте показался густой дым. Кочегары вовсю шуровали в топках. Лавируя по разводьям, пароходы торопились наверстать потерянные километры.
Иван Дмитриевич стал бриться. И конечно, порезался — рука дрожала. В медведя стрелял — не дрожала, а тут, сколько ни унимал волнение, никак не мог справиться с ним.
К полудню пароходы пробились к широкому разводью и по чистой воде быстро подошли на полтора километра. Непрерывными гудками они радостно приветствовали папанинцев. С высокого тороса соседней льдины уже без бинокля было отлично видно, как ярко, по-праздничному расцветились пароходы флажками.
С обоих кораблей на лед сбегали люди и двумя колоннами торопливо двинулись к лагерю. Тогда и они, не в силах ждать, рванулись навстречу. Нестерпимо колотилось сердце, перед глазами все плыло от некстати набегающих слез. Не выдержав, и те и другие вдруг кинулись бегом навстречу друг другу — прыгая через ледяные обломки, трещины, скатываясь с торосов, обгоняя друг друга.
«Всем, всем, всем» Работу станции «Северный полюс» кончаю. К р е н к е л ь».
— Качать! — крикнул кто-то.
Четыре ледовых жителя взлетели над раскрасневшимися, смеющимися лицами моряков.
Только сейчас, глядя на почерневшие, опухшие от мороза руки радиста, которые он то и дело отогревал за пазухой, они поняли, как вся четверка измучена.
Шестнадцать часов. Девятнадцатое февраля. Сидя на обледенелой нарте, Эрнст отстукивал последнюю радиограмму:
«Всем, всем, всем!
Работу станции «Северный полюс» кончаю.
К р е н к е ль».
Моряки уже потянулись к пароходам, увозя кипы научных записей, уникальных коллекций — все то, что сможет многое рассказать о тайнах. Ледовитого океана, что впоследствии послужит началом более широких и регулярных исследований центральной Арктики.
Девять месяцев непрерывной научной работы, две с половиной тысячи километров труднейшего ледового пути позади.
А у четырех ледовых жителей почему-то вдруг тоскливо защемило сердце.
На льдине оставались развалюшки снежных домиков да глубокие рытвины — места, где только что стояли ветряк, мачты антенны и вросшая в снег их старая черная палатка.
Моряки прихватили все, даже вырубили метровый куб льда для исследований — кусок льда, приплывшего с Северного полюса.
На высоком торосе, выдолбив лунку, укрепили красный флаг — пусть развевается, пока льдина совсем не раздробится.
Иван Дмитриевич, как и подобает капитану, последним покидал опустевший ледяной «корабль».
Шуршал, бился на древке шелк. Короткий день уходил.
Синели бескрайние льды. Синел воздух. Синели вдали вершины гренландских ледников. С них потянуло морозным ветром, и колючая поземка заскользила по насту.
На пароходах все ярче разгорались призывные огни. Они торопили.
Скоро к родным берегам!
Прошло больше тридцати лет после первой арктической эпопеи.
До сих пор помнят Москва и Ленинград, как тепло встречали тогда вернувшихся из ледовой экспедиции замечательных полярных исследователей.
За большие заслуги перед наукой, перед Родиной им было присвоено звание Героев Советского Союза.
Сейчас из четырех покорителей полюса здравствуют трое.
В 1953 году после тяжелой болезни умер академик Петр Петрович Ширшов. В память о нем Институт океанологии Академии наук СССР, который Петр Петрович возглавлял, носит его имя.
«Таймыр» и «Мурман» ждут дорогих гостей.
Академик Евгений Константинович Федоров по-прежнему занят всеми земными бурями, ураганами, всеми атмосферными явлениями на Земле. Он начальник Главного управления гидрометеослужбы при Совете Министров СССР.