На льдине - в неизвестность

Все началось с небольшого листка бумаги, наклеенного на заборе одной из московских улиц. Он оторвал парнишку от ремонта кастрюль и примусов и привел на курсы радистов.

Что такое быть радистом, Эрнст толком не знал, но это было что-то новое, и захотелось попробовать. Оказалось, чертовски увлекательно.

А потом захотелось поехать туда, куда не протянуты железные дороги, куда пароходы приходят не каждый год и где единственная связь с миром — радио.

Метеостанций на Крайнем Севере в то время было еще очень мало: на всем протяжении Северного морского пути всего четыре. Эта пятая — в проливе Маточкин Шар — была открыта в двадцать третьем, за год до его приезда. Сюда он привез коротковолновый передатчик, первый на Крайнем Севере. Над ним посмеивались — ну разве можно такой «кастрюлькой» держать связь с Большой землей?! А он доказал, что можно, и скоро у него появились знакомые не только в своей стране, но и в Англии, Франции, Скандинавии. Позже он даже побил рекорд дальности, связавшись с Антарктидой, со знаменитым полярным исследователем адмиралом Ричардом Бэрдом.

…Вылет назначен на утро. Короткая ночь прошла незаметно. Погода не изменилась, и механики засуетились у самолетов. Горючее давно уже было залито, и ненец-каюр грузил на нарты пустые бочки. Время от времени он посматривал на небо, на самолеты, неодобрительно качал головой. Потом, прикрикнув на поднявших драку собак, подошел к механикам.

— Зачем лететь? Пурга будет. Беда какой пурга будет!

И он показал на небольшое облачко, которое появилось над горами. Облачко было продолговатое, светлое и очень даже симпатичное. А кругом голубое небо. Не хотелось верить, что погода возьмет вдруг и опять испортится. И механики продолжали работу. А каюр смотрел на них и повторял:

— Нельзя лететь. Ай какой пурга будет!

…Ветер налетел сразу. Он взметнул тучи снега, закрутил, завертел, швырнул в лицо. За первым порывом налетел второй, третий… Скоро уже в пяти шагах ничего не было видно. А наверху все еще голубело чистое небо. Какая обида!

Ветер крепчал, и самолеты дрожали, раскачиваясь. На помощь механикам бежали летчики, зимовщики. Людей валило с ног, но они спешили укрепить самолеты, пока их не унесло. Застучали топоры, вырубая во льду глубокие лунки. В них бросали куски бревен с растяжками от самолета, засыпали битым льдом, заливали водой. Мороз крепче цемента схватывал ледяные якоря.

Ветер словно обезумел. Он скатывался с гор, неистово свистел в проводах, гнул высокие мачты, хватал с разгона все, что мог ухватить, и уносил в непроглядное месиво. Земля, небо — все перемешалось. Разыгрался настоящий двенадцатибалльный шторм.

У самолетов пришлось установить дежурства. Натянув малицы⁸, люди выходили в эту гудящую муть и, держась за канат, протянутый от дома к аэродрому, ползком пробивались сквозь пургу к самолетам.

Да, это уже Арктика! А Маточкин Шар даже в Арктике — особое место. Только тут, в скалистой щели пролива, дуют такие сумасшедшие ветры, как их тут называют, — стоки. Массы холодного воздуха ледяного Карского моря врываются в пролив, эту лазейку в горах, и стремительно мчат, как по трубе, к согретому теплым течением Гольфстрима Баренцеву морю. На море ветер всего три балла, а здесь, в проливе, бушует ураган.

Ураган бесновался четыре дня. А на пятый небо стало проясняться.

Первым, как всегда, улетел Головин. А потом и четыре тяжелые машины покинули неприветливый Маточкин Шар.

КРАЙ ЗЕМЛИ

Уже подлетали к Земле Франца-Иосифа, когда впереди показалось солнце. Самолеты влетели в долгий полярный день. Но еще не верилось, что ночь осталась позади и что сюда ей на все лето путь заказан.

Розоватым отблеском засияла впереди ледовая шапка острова Сальм. Земля Вильчека… Остров Греэм-Белл… Дальние вершины уходили в туманную дымку и казались заледенелыми облаками. А в проливах причудливо застыли айсберги.

Удивительна судьба архипелага. Прежде чем он был открыт, его существование предсказал выдающийся русский геолог и революционер П. А. Кропоткин ⁹. Подметив спокойное поведение льдов между островами Новая Земля и Шпицберген, он высказал предположение, что севернее должна быть еще какая-то не открытая пока земля, которая и сдерживает напор льдов. Через три года это предположение подтвердилось. В 1873 году затертую льдами австро-венгерскую экспедицию на судне «Тегетгоф» прибило к неизвестным островам. Руководители экспедиции Вейпрехт и Пайер назвали архипелаг Землей Франца-Иосифа в честь австрийского императора.

…Медленно проплывают словно изваянные изо льда и снега громады островов. Вот, наконец, и самый северный — остров Рудольфа. Это уже край земли. Дальше — до самого полюса — океан.

Аэродром на ледяном куполе Рудольфа. Гладкий и твердый. Рядом домик для механиков. А база — внизу, в трех километрах.