Нанимаясь на ту или другую работу, насчёт оплаты не торговался, брал денег столько, сколько давали — кто по совести, а кто и по корысти. В общем, делал всё возможное для того, чтобы как можно скорей заработать денег на дорогу для двоих и, наконец, улететь за якобы беременной подругой. И долго бы ещё зарабатывал со своей изуродованной рукой, если бы отец, заподозрив в поведении сына что-то неладное, однажды не позвал его прогуляться на берег величественной Лены, степенно и вольно несущей свои воды в Ледовитый океан. И там, в окружении красавицы-природы, словно в огромном Храме Божьем, где солгать — совершить страшный грех, завёл разговор... Начал издалека, спросив:
— Анатолий, на месте дуэли моего любимого поэта был?
— Конечно! И не только там!.. Но где бы ни был, везде представлял себя на месте Лермонтова, то напряжённо склоненного над столом и пишущего в крытом соломой домике, где он снимал комнату и при свете легко потрескивающих, ярко горящих лучин работал над своим великим романом “Герой нашего времени”. Откуда и поехал, как пишут его биографы, с лёгкой душой на дуэль. При этом я даже слышал то скользящее поскрипывание гусиного, остро заточенного пера, то музицирование и шум весёлых танцев в уютной гостиной, в которой собирались молодые дамы и кавалеры. Там Мартынов, пришедший в негодование от шутки своего боевого товарища, вызвал его на дуэль. То видел поэта у подножия Машука на небольшой каменной площадке — на месте поединка, где в знак примирения Лермонтов выстрелил в воздух с надеждой, что то же самое сделает и его боевой товарищ. Но тот, хорошо прицелившись, выстрелил в великого поэта! Словно в ответ на это предательство небеса выразили своё негодование, ибо едва гениальный поэт, смертельно раненный в живот, упал, они разверзлись проливным дождём с оглушительными громами и огненными молниями! Это всё настолько потрясло меня самого, что по дороге к бабе Тасе я на одном дыхании написал стихотворение:
— Значит, — тепло спросил отец, — всё-таки стихи продолжаешь писать? Как художественную лепку, безоглядно не бросил?
— Не бросил... Пишу, но только тогда, когда не могу не писать!
— И это правильно! Каждый человек, в первую очередь, должен построить духовный храм в душе своей. Вот ты его, как по кирпичику, стихотворение за стихотворением, и возводи упрямо. А когда увенчаешь маковку крестом в виде хорошего стиха, тогда и молись своему Храму поэзии, веруй в него, и, какие бы преграды к счастью судьба ни выстраивала на твоём жизненном пути, ты их сможешь преодолеть. Я родился без таких талантов, как ты, ни стихи писать, ни ваять, увы, мне, природой не было дано! Но я всю жизнь строю свой храм из пламенной любви к её величеству женщине, к людям, ко всему живому, ежедневно, нет, ежечасно строю и счастлив, что живу на этом свете, какой бы порой жестокой стороной мир ко мне ни оборачивался!
На некоторое время отец то ли с грустью, то ли ещё крепче собираясь с мыслями, замолчал, смотря проникновенно в глаза сыну, словно хотел понять, дошли ли его наставнические слова до молодого сердца. Потом вдруг резко переменил тему разговора:
— Анатолий, у тебя всё хорошо?!
— Конечно же! Ну как я, сам подумай, могу жаловаться хоть на что-то, когда у меня такой прекрасный, умный отец!
— А тогда что такой бледный, осунувшийся? Словно вовсе и не на Кавказ летал на лечение, а на хлебе да воде месяц сидел. Давай, говори начистоту, ведь всё равно узнаю... Ведь мне баба Тася написала, на какие деньги ты вернулся с курорта, как за них пострадал от клыков пса. Ты своим внезапным возвращением напрочь перечеркнул все наши с тобой планы в отношении будущего! Хоть помнишь, о чём мы договаривались?
— О том, что после лечения я должен был остаться в Пятигорске, помогать бабе Тасе и готовиться к поступлению в институт!
— А почему именно так, а не иначе?!
— Потому что по предписанию врачей мне требуется лечение радоновыми водами, не менее двух раз в год! Но ничего — буду отсюда летать в Пятигорск на свои, заработанные в твоём совхозе деньги. Кисть практически зажила, пальцы двигаются — что еще надо для труда? Физическая сила? Так она с возрастом только прибывает!
— Ах, сын дорогой, как ты, вроде башковитый, не поймёшь, что без духовной силы физическая — жалкий пшик, не больше!