На ленских берегах

“Едва большевики пришли в стране к власти, они спешно, словно под ногами земля горела, в одном ряду с такими многообещающими, греющими душу простым людям лозунговыми декретами, как “Власть — Советам!”, “Фабрики — рабочим!” и “Земля — крестьянам!”, издали и другие, в том числе и ставящие веру в Христа вне закона, а Его учение, как мракобесие, подлежащее немедленному, тотальному истреблению! Те, кто при царе были “ничем”, при новой власти в одночасье стали “всем” и, словно отродясь не являлись сыновьями и внуками глубоко верующих в Бога людей и сами с детских лет со слезами умиления и надежды на глазах не молились на Него, вдруг, будто ополоумев, отреклись, нет, предали свои духовные начала! И прицепив к груди алый бант, нахлобучив на голову шлем, — шибко напоминавший дурацкий колпак, — пошитый из грубого серого сукна с острым верхом, с длинными ушами, с матерчатой красной звездой, объявив себя закоренелыми атеистами, при помощи пули и штыка рьяно приступили к исполнению спускаемых сверху антихристами директив...”

Отдаю должное темпераментности этого описания... Но дальше, дальше! Так эти разрушители старого, доброго мира действительно были атеистами?!

Да нет же!

Большевики, как ни старались, так и не смогли вытравить из народной памяти крепко осевшую на генетическом уровне веру в Христа. Только вера эта ушла в глубокое подполье!

Если это не чудо, то не испытание ли перед чудом?

Испытание-то не последнее. Грянула Великая Отечественная война, и сделалась Якутия одной из зон, куда ссылали “врагов народа”, недорасстрелянных чекистами. И что же? И этот удар судьбы не сделал сосланных сюда людей враждебными друг к другу, а вынесли они из общей беды приверженность к этому краю, ставшему родным. И сплочённость.

В центре современного жизнеописания — праздник якутского Нового года. На праздник собираются люди из ближних и дальних сёл: татары, немцы, белорусы, украинцы, буряты, русские (“всех не перечесть!”), тут соединяются национальные верования. Сплачиваются в общем христиански-языческом единении, какое веками мечталось русским людям, давая им силы выдерживать удары судьбы.

Вот это уж точно: чудо!

Заросшая тайгой, прокалённая морозами земля благоухает...

“Вдруг Анатолий, сразу и не поняв, что это наяву, взглядом сквозь плотную зелень лесной стены выхватил что-то белое-белое, очень похожее на парус...

Напряг зрение — и обрадованно понял: да это же заросли черёмухи... зацветшей в полную силу!”

Запах счастья, завоёванного бесконечным трудом.

Вот люди, добывающие это счастье: рабочие, как на подбор, статные, жилистые мужики...

— Ну, что, царица земли якутской, веди в свои владения! Участники Ысыаха и приглашённые гости... уже все собрались?

Якутское Новогодье... Праздник с непременными спортивными состязаниями... Молодые якуты, поощряемые зрителями, готовятся к прыжкам в длину без разбега и... влезают в мешки...

Юмор сопровождает патетику.

Мария, жена Анатолия Петровича, видя, что муж молчит, готова спросить: уж не случилось ли чего плохого? — и вдруг он начинает... петь!

“Заканчивается одна песня, тотчас начинается другая, и кажется, что целая поэма положена на музыку...”

Вот поэма, которая складывается у Переверзина в этом суровом краю:

Идет буран по меткам крови,

бежит олень — и волки вслед...

Земли якутской нет суровей

но и заветней — тоже нет.

Она — и дебри, и потоки,

весной сбегающие с гор.

Она растягивает сроки

зимы до самых летних пор...

Она гостей встречает щедро