На личном фронте без перемен…

Я не спешил – времени до вечернего поезда было достаточно: хватит и дом навестить, и старую школу, и отцову могилу на кладбище (его хоронила мачеха, я не смог вырваться). Потом я планировал перекусить (должно же быть в городе хоть одно приличное заведение!) и прогуляться по местам, где могли бы очнуться спящие летаргическим сном воспоминания.

Рынок – это сердце любого небольшого города. Магазин, выставка, клуб, ресторан, информагентство, брачная контора, показ мод – все в одном месте. В субботний день рыночная площадь представляла собой огромное торжище: торговали с прилавков, с рук, с машин, с газетки, расстеленной под ногами. И всем, чем угодно – от парного мяса до уродливых гипсовых Афродит полутораметровой высоты.

Я уже и забыл, какое это удовольствие – слоняться по рынку без дела и без цели! Я перепробовал все, что совали мне в рот щедрые продавцы: домашний творог и хрусткие малосольные огурцы, густой тягучий мед, сало с темной мясной прожилкой, узбекские лепешки с зернышками кунжута (и сюда добрались наши южные братья по разуму!). Я был уже почти сыт, когда нос учуял в мешанине запахов аромат свежевыпеченного теста, и мне вдруг ужасно захотелось пирогов. В детстве мы часто бегали на рынок за пирожками – по десять копеек штука. Я подошел к пирожковой палатке.

– Один с мясом и один с капустой. Картой можно заплатить?

– Мужчина-а-а, – укоризненно протянула продавщица, чья сдобная полнотелость была лучшей рекламой товара. – Мужчина-а-а, у вас что, нормальных денег нет?

Я полез в кошелек искать «нормальные деньги». И вдруг услышал, как сзади кто-то окликнул меня по фамилии:

– Ахрамеев? Ты?

Я обернулся. Передо мной стоял пожилой мужик, весь какой-то помятый, в копеечных джинсах и клетчатой рубашке навыпуск. Его глаза прятались в густой тени козырька бейсболки, а на освещенной части лица глубокие носогубные складки свисали вниз усами рыбы-сомика и заключали в скобки рот с желтыми прокуренными зубами.

Я еще с утра настроился на встречи с людьми из прошлого, но память молчала. А вот мужик меня хорошо знал и окликнул так, будто долго ждал, специально искал и вот наконец-то встретил. Я нацепил на лицо улыбчивую растерянно-извиняющуюся маску: дескать, прости, друг, не узнаю. Тогда мужик сдернул с головы бейсболку, из-под которой показались пегие остатки растительности. А из тени козырька на свет вынырнули глаза – серебристо-серые, прозрачные и пронзительные.

– Крючков? Валерка!

Мой одноклассник. Да, потрепала его жизнь! Когда-то мы с Валеркой не то, чтобы дружили – скорее, мерялись, кто круче. А теперь и меряться незачем: слепому видно, что капитан Крюк в дерьме, а у меня все просто зашибись. Я – успешный, состоявшийся человек, начальник отдела в приличном банке: не из глобальных монстров, но в рейтинговую сотню входит. Стоило приехать хотя бы ради этой встречи! Ведь стартовые позиции у нас с Крючковым были одинаковыми, только я выбрал правильную стратегию, а он облажался.

Я протянул Валерке руку, но тот подал свою не сразу, а после некоторого колебания – словно оценивал приемлемость этого жеста. Завидует. Мне бы тоже противно было увидеть наглядное подтверждение собственного лузерства.

Жесткая, как подошва, ладонь Крюка поведала его биографию – работяга. Чем люди живут в этой дыре? Раньше в городе было два завода – электродный и кирпичный, но в конце девяностых, кажется, оба разорились. Почему Крюк не уехал? Ведь у него были все шансы преуспеть.

Валерка внимательно рассмотрел меня от мысков итальянских ботинок до воротника рубашки, заказанной по английскому каталогу, и неодобрительно усмехнулся:

– Знатно выглядишь, Хряма. Что это тебя на родину потянуло?

– Правильно сказал – потянуло. Вот, приехал посмотреть. Могилки навестить. А ты, Крюк, так и прожил здесь всю жизнь?

– Да, так и прожил, – равнодушно согласился он.

Я хотел, было, задать ему дежурные вопросы про работу и семью, чтобы в ответ скромно и достойно озвучить шорт-лист своих неоспоримых достижений, но Валерка быстро завладел моим локтем:

– Пойдем ко мне, разговор есть.

В его суровой решимости было нечто настораживающее: тридцать лет не знались, ни единого звука друг о друге не слышали, а Крюк вел себя так, будто бы нас связывали общие дела. Или он денег хотел выпросить? Напрасно – не дам. С какой стати?

Я попытался, было, отговориться тем, что времени мало, что я в городе проездом, но Валерка не поверил и не выпустил мой локоть.

– Ты что, боишься меня, Хряма? – насмешливо бросил он. Прозрачные глаза блеснули зло и дерзко.

Я осознавал, что это – манипуляция, что «на слабо» ведутся только дураки. Но Крюк бросил мне вызов: он делал так всегда, с четвертого класса, когда его семья переехала в новый дом, а Валерка перешел в нашу школу. Да и я тоже не отставал – мы без конца испытывали характеры друг друга. И сейчас я не мог спасовать и выставить себя слабаком. Ладно, поговорим, выясним отношения.