На линии горизонта

В Нью–Йорке бесконечность информации, мировые шедевры живописи в музеях, столько памятников, столько театров, с пьесами Шекспира, Шоу, Чехова, Джойса, Уайльда, Фицджеральда. «Кошки» Элиота… «Отверженные» идут годами. Тут рождаются новые формы театрального искусства, каких только звезд не видели сцены театров, представления не могут не поразить самое богатое воображение, немыслимое число выставочных залов галерей, богатейшие коллекции книг в библиотеках, и не перечислить всех достопримечательностей. Линкольн— центр. Рокфеллер… Ритмический шум от всего, что только есть на свете. Блеск нашей цивилизации! И в этот век разума и прогресса в Агадыре тоже есть своя достопримечательность — безразличие и невежество — дремотное состояние; однако в Нью–йоркское многослойное общество агадырское может влиться, как составная часть, и ничем не отличаться от столичного. Агадырское — не хуже любого другого, и агадырская уникальность нивелируется. И если часть ньюйоркцев поменять на агадырчан, то никто и не заметит обмена, кроме них самих. А если составить коллаж из Нью–Йорка и Агадыря, пристроив последний где-нибудь с краю, то вообще-то никто не увидит различия. А если взглянуть на натиск телевизионных шоу, то уж совсем не отличить: кто откуда? — Разве что одни не используют русский язык.

По страстям, происходящим в нашем заброшенном углу, — нет такого места, куда бы ни могла пробраться любовь, — Агадырь не уступает ни одному обществу и Нью–йоркскому тоже. На фоне монотонной обстановки, нерасторопности, безразличия, казалось, полного отсутствия реакций, — вдруг напряжённые человеческие взаимодействия — слёзы, разрывы, выяснения. Тут такие страстные истории, целые вселенные ревности, любви, соперничества, и тоже чудовищное развитие страстей уживается с тупо оцепенелым равнодушием.

Жизнь в дырках окраин не кончается, но — продолжать свою жизнь обитатели окраин (у кого чувство независимости сильнее чувств связи) стремятся в столицах, в нью–йорках… И куда дальше? А дальше ехать некуда. Дороги ведут только в лес.

Приравнивание этих двух таких разнесённых понятий: полная искусственность–Город и естественность–Степь завели меня немного дальше, (или немного ближе) чем я предполагала. Показать схожесть несопоставимых вещей, находящихся в разных измерениях, сравнить Небоскрёб и Кибитку оказалось просто насилием над сознанием. Почти как поставить знак равенства между искусством и жизнью.

— А зачем бралась? — опять я слышу ироничный голос моего оппонента. — Сравнивать нужно по высшей точке отсчёта. Прикинь высшие начертания там и там — и что ты увидишь? Ты искала Дырку в Яблоке. Смотрела, сколько агадырского подполья в Нью–Йорке? Да, некоторых нью— йоркских с трудом можно отличить от агадырских. Ну, и что? Хоть и «сладок нам лишь узнаванья миг», но духовные различия между людьми больше, чем биологические. Ведь как не примеряй Небоскрёб с Кибиткой — в остатке остаётся много несравнимого пространства.

— Что ответить? В оправдание, что взялась за такие сравнения, можно посмеяться над собой: «Главное — это величие замысла», как шутил поэт. Хотелось «забыть» обобщающие понятия: Россия, Америка, Восток, Запад, и посмотреть там, и тут человека — себя. И подумать, что презрение к месту измеряется людьми, его населяющими… А что важны декорации, окружение — это приходит в голову каждому. Хотелось поймать, соединить, связать самые отдалённые нити в одну ткань…

— Поддавшись соблазну поисков сравнений — ты забыла о духе места… Забыла, что «далеко заводит речь…» захотела решать проблемы в утешительном для себя ключе. Забралась на небоскрёб, улетела в эмпиреи — интерпретировать события прошлого с сегодняшних позиций.

— Да, пытаюсь одно приладить к другому, упростить, понять до какой степени быт–бытиё оказывается способным определять сознание. Внучка Карла Маркса? И кажется, открываю велосипед: пока сознание не созрело — в детстве, юности лучше всего жить «среди богов», среди дворцов, там где тебе передают «палочку», научат кататься на велосипеде — потом уже можно жить где хочешь. Хотя тоже не совсем так, если ты вмонтируешь велосипедное колесо в табуретку в степи, то никто не будет знать, что это — шедевр искусства двадцатого века. Если бы Моцарт родился в Агадыре, то с точки зрения нашего буровика он бы был всем в тягость, с него бы требовалась «работа», а не музыкальные этюды.

Сейчас с помощью компьютера культура распространяется мгновенно в самые экзотические провинции. В мире всё усложняется, квантовые скачки, ускорения, не тратя ни секунды времени, можно всё узнать, решить свои проблемы, компьютер вошёл как демон в нашу жизнь. И может, захватит и таланты агадырских безграмотных людей? Существует поэтическое мнение, что войны выигрывают языки, а не легионы, и что империи удерживаются языками. Может, русский, в котором эмоции ещё не отделились от смысла (как считают некоторые учёные и лингвисты) расширит возможности людей, на нём говорящих, и вслед за Фолкнером можно надеяться, что «человек и выстоит — и победит».