На линии огня

Американка с кружкой чая и галетой «Саншайн» в руках разглядывает интербригадовцев, которые готовятся к атаке: грязные, обросшие щетиной, в разномастной одежде, и только оружие – русские трехлинейки, чехословацкие автоматы ZB, ручные гранаты – у них в безупречном порядке. Они сложили на землю свои ранцы и вещмешки, туже затягивают ремни, набивают патронташи обоймами и застегивают карманы на пуговицы. На Вивиан сильное впечатление производит и то, что все это они проделывают в молчании, словно им давно уже нечего выразить словами или взглядом пустых глаз, и то, какой усталый у них вид, и то, как искоса, украдкой, стараясь, чтоб это вышло незаметно, поглядывают они на скалистую высоту, высящуюся в полукилометре отсюда, за соснами с почерневшими культями крон, сбритых осколками снарядов. Каждые пять-шесть минут с другого берега – орудия стоят в трех примерно километрах отсюда – короткими салютами бьет республиканская артиллерия: снаряды рвутся на хребте, перепахивают землю. Поднимается к небу густое облако пыли, просвеченное и подцвеченное встающим солнцем.

– Нет, вам с нами нельзя, – возражает О’Даффи.

– Ты шутишь, Ларри? – вскидывается Табб. – Мы не затем сюда приехали, чтоб пропустить самое важное.

Ирландец уклончиво покачивает головой:

– Там, наверху, засели фалангисты… и дело будет жаркое. Опасное, понимаешь?

– Это мы сами знаем. Но нельзя же упускать такой шанс.

– Нет, я сказал. Не пущу.

– Слушай-ка, майор… – ввязывается Чим. – Ты же нас знаешь. Мы не новички в этом ремесле и не первый раз в бою… Шевелиться умеем шустро. И мы, и она тоже, – он показывает на Вивиан.

– И я, – кивает та.

О’Даффи ненадолго погружается в размышления. Время не ждет: он должен идти к своим людям, а подумать есть о чем. Он снимает очки и протирает стекла подолом рубахи, потом поворачивается веснушчатым остроносым лицом туда, где санитары готовят наборы первой помощи, вкапывают колья и натягивают брезентовые навесы.

– Ладно, – уступает майор. – Только не в авангарде. С 1-й ротой пойдете, которой Манси командует, во втором эшелоне.

– Вот интересно, а как же я снимать буду? – спрашивает Чим.

Майор, теряя терпение, пожимает плечами, фотограф настаивает. Наконец приходят к согласию: Чим будет сопровождать передовую 2-ю роту, а Вивиан и Табб – Манси.

– Но я снимаю с себя всякую ответственность! – говорит О’Даффи.

И с этими словами прощается. Три журналиста долго смотрят вслед его высокой тонкой фигуре. Все, кто видит майора, приветствуют его.

– Уважают, – замечает Вивиан.

– В интербригадах всегда выше ценят храбрость, чем умение речи произносить. И конечно, когда командир живет и жить дает другим. Ларри снисходителен ко всему, что относится к внутренним делам его батальона. Зря не придирается… А под огнем проявляет такое редкостное хладнокровие, что снискал себе репутацию храбреца. Еще до того, как принял батальон, гнал своих солдат в бой со страшной бранью и оскорблениями, воодушевлял их в классическом ирландском стиле, то есть пинками. И все, кому от него досталось, как один твердили о нем: «Крутой вояка».

Чим, готовя свои камеры, кивает:

– А это значит, что быть рядом с ним в бою – очень опасно, потому что пули и осколки летят к нему, как мухи на мед. Или – на дерьмо.

– А теперь он в атаку не пойдет? – спрашивает Вивиан.

– Да вряд ли. Командир сидит на своем КП, координирует действия.

– А кто командует теми, с которыми ты пойдешь?

Фотограф рассеянно озирает склон высоты:

– Понятия не имею.

Чим зовет водителя Педро, который останется во втором эшелоне, отдает ему все ненужное, распихивает по карманам шесть катушек с фотопленкой. На шее у него висят две «лейки».

– На месте разберемся.

Потом посылает Таббу скупую и мимолетную улыбку, освещающую его боксерское лицо, подмигивает Вивиан, чешет в курчавом затылке, соображая, не забыл ли чего, и наконец уходит вслед за 2-й ротой.

Американка смотрит по сторонам. Уже отданы приказы, и по сосняку раскатился лязг затворов, досылающих пули. Бойцы начинают медленно двигаться к высоте, по гребню которой продолжают бить пушки. Идут сторожко, вглядываясь в склон впереди, стараясь крепко запечатлеть в памяти весь его рельеф, каждую складку и лощину – и те, которые заняты противником, и те, которые могут послужить укрытием и защитой, когда придется среди них драться и погибать.

– Пойдем поищем Манси, – говорит Табб.