На линии огня

Панисо кивает. Голос – слабый и страдальческий – звучит шагах в десяти-двенадцати, слова перемежаются стонами. «Мама… – слышится время от времени. – Мама… О господи боже… Господи… Мама…»

– Раненый фашист наверняка, – говорит Ольмос.

Панисо проводит ладонью по лицу:

– Как догадался, что это фашист?

– Да ну, не знаю… Зовет Господа и маму.

– А кого ему, по-твоему, звать? Пассионарию?[7]

Мгновение они стоят молча и неподвижно. Прислушиваются.

– Надо подойти да глянуть, – говорит Ольмос.

– Зачем?

– Убедиться, что это фашист.

– Ну убедишься. Дальше что?

– Да ничего. Добьем и дальше пойдем. И может, у него фляга есть.

– А может, и граната.

Ольмос задумывается, меж тем как вокруг него стоят в ожидании четыре темные фигуры.

– Ну так что решим? – говорит кто-то.

– Я фашистов убиваю в бою, – отвечает Панисо. – А на то, чтоб раненых добивать, имеется эта мразь из второго эшелона. Ополченцы, которые сражаются за Республику в борделях и в кафе.

– Ладно-ладно, можешь не продолжать, – говорит Ольмос. – Сообщение принято.

Панисо медленно выпрямляется:

– Пошли дальше. Поищем этот городок, будь он неладен.

Шестеро продолжают путь, удаляясь от того места, где все слабее слышится, а потом и вовсе замирает голос. Панисо идет впереди, держа наготове автомат и вглядываясь во тьму.

– Самое гнусное на такой войне, – говорит у него за спиной Ольмос, – что враг зовет мать на родном тебе языке… Отбивает всякую охоту драться.

В 04:37, часа за два до рассвета и накануне своего двадцатилетия, Сантьяго Пардейро Тохо получает приказ направить подразделение, которым командует, – 3-ю роту XIX батальона Легиона – к Кастельетсу и занять оборону вдоль шоссе, пересекающего городок. Стараясь унять дрожь, он велит своему ординарцу – бывшему сеговийскому футболисту по имени Санчидриан – положить в ранец «Полевой устав пехоты», плитку шоколада «Каноник» и бутылку коньяка «Три лозы».

– Турута!

– Я, господин младший лейтенант.

– Сигнал к построению. Мы выходим.

– Уже?

– Да, черт возьми.

Покуда горнист трубит сбор, солдаты разбирают палатки, гасят костры, строятся в шеренги. Пулеметчики взваливают на плечи свое оружие и ящики с патронами. Никакой суеты и сутолоки – это бойцы ударной части, всегда готовые ко всяким неожиданностям.

Пардейро поднимает воротник кожаной тужурки – трофей, доставшийся от красного комиссара на мосту через Балагер, – где слева на груди пришита черная плашка с шестиконечной звездочкой, обозначающей его звание. Холодно. Вокруг, в темноте, под черным, густо усыпанным звездами небом звучат резкие команды.

До сих пор 3-я рота численностью 149 легионеров стояла в резерве в оливковой роще у безлюдного местечка под названием Апаресида. Выполняя приказ и понятия не имея о том, каково общее положение дел, младший лейтенант, встревоженный отдаленным шумом боя, поднимает свою роту «в ружье» и ведет ее к Кастельетсу, до которого не более километра. Но по дороге их догоняет связной майора Индурайна, отвечающего за оборону городка: майор просит перебросить подкрепления к восточной высоте, ее сейчас атакуют красные.

– Большими силами?

– По всему судя, большими, господин младший лейтенант, – говорит связной. – Регуларес и остатки Монтеррейского батальона, прибежавшие туда, еле держатся. Дела там, кажется, хреновые.

– Ладно… Передай майору – пошлю туда людей, хоть у самого мало.

Пардейро, стараясь не слишком ослаблять свою роту, выделяет один взвод и под командой сержанта посылает его направо – к восточному склону. А с остальными ста двадцатью девятью идет дальше.

– Владимир!

– Я!

Из темноты выдвигается и останавливается перед ним сержант Владимир Корчагин – шестнадцать лет службы в Легионе, три креста «За военные заслуги» и медаль, четыре нашивки за ранения на рукаве.

– Пошли-ка несколько человек на разведку… Пусть посмотрят, что там впереди. Не хотелось бы в темноте нарваться на красных.

– Слушаюсь. Мне – с ними?

– Нет. Ты останешься, держись в пределах голосовой связи. Капрала с ними отправь, какого-нибудь толкового.

– Лонжина?

– Годится. Скажи ему, чтобы держался Полярной звезды, ее хорошо видно меж оливковыми деревьями. Она должна быть постоянно на одиннадцать часов.

– Слушаюсь.

Минуту спустя пять темных фигур бесшумно проскальзывают мимо и уходят вперед. Вслед за ними, во главе своей роты идет и Сантьяго Пардейро, погруженный в расчеты, предположения и предчувствия. Младший лейтенант не знает, что именно происходит и что он обнаружит, войдя в городок. Как бы то ни было, он отвечает теперь за все, и ответственность эта велика – еще год назад учился на судостроительном факультете в Ферроле, а теперь командует целой ротой, поскольку все остальные офицеры выбыли из строя: капитан ранен, оба лейтенанта убиты в бою на реке Синке. А весь его XIX батальон – еще три роты и штаб – стоит лагерем вдоль шоссе – его отвели на отдых и переформирование: после огромных потерь конца мая надо пополнить убыль в людях. Этот сектор считается тылом – там спокойно.