На линии огня

– Знаешь, когда мы впервые встретились, он неделю не брился. А я выбрит и вполне респектабелен. На мне пиджак и галстук. Давай заканчивай макияж и поехали.

Глава 8

Свой длинный бледно-голубой «кадиллак»-купе Марджи обычно водила на предельной скорости, насколько позволяла автоматическая трансмиссия, которая в этих автомобилях сделана с большим запасом прочности. Швейцар подскочил, чтобы помочь нам выйти, как только наша машина плавно подкатила к клубу «Оазис». А внутри нас встретил холодок из кондиционеров, что, должно быть, стало облегчением для Марджи с ее серебристыми лисами, в которые она задрапировалась. Мы прошествовали через все здание в его заднюю часть. В предбаннике перед офисом сшивалась пара шестерок-охранников. Меньше их тут никогда не бывает. Мы было двинулись к дверям кабинета, когда один из них поднял глаза.

– Минуточку, – произнес он, затем подскочил ко мне и принялся обыскивать.

Это было что-то новенькое, такого ни разу еще не случалось за два года с момента моего первого здесь появления. Я покорно поднял руки и обрушил каблук на стопу охранника. Ботинки были новыми – я еще не сделал на каблуках резиновые набойки. Шестерка взвыл от боли.

В этот момент дверь кабинета открылась, из нее вышел Брукс и вновь плотно прикрыл ее за собою.

– Черт возьми, что тут творится? – потребовал он объяснений.

Охранник тем временем прыгал на одной ноге.

– Прошу прощения, – проговорил я. – Нечаянно наступил ему на пальчик.

Дверь снова открылась, и к ней лениво прислонился, словно испытывая, выдержит ли она его тяжесть, Карл Гандермэн. Все это выглядело так, будто он вот-вот сорвет дверь с петель и начнет разбирать ее на доски от нечего делать. Это был здоровенный мужик.

– Чего ради здесь хай? – поинтересовался Гандермэн требовательным тоном. – Какого черта ты делаешь, Корки? В классики, что ли, играешь? Вот проклятье, я всячески добиваюсь, чтобы в заведении царил порядок, а тут мои собственные мальчики устраивают шум, как в портовом кабаке.

Марджи попыталась объяснить:

– Он стал обыскивать Пола... Гандермэн не дослушал.

– Брукс, вышвырни эту тупую сволочь отсюда, пока я не озверел и не сломал ему другую ногу.

Брукс, высокий, тощий блондин лет сорока, заметно смешался: он никогда меня особенно не жаловал, и, видимо, его первым побуждением было желание возразить. Ему нравилось считать себя правой рукой Карла, и, может, так оно и было. Меня, во всяком случае, на должность первого помощника Гандермэна никто не звал. Наконец, поборов себя, Брукс кивнул тому, кого называли Корки, и они вместе вышли.

Гандермэн взглянул на меня и ухмыльнулся:

– Чувствуешь себя крутым, а?

Он знал, почему я так поступил: чтобы доказать себе и, возможно, ему, что не стану сносить всякие вольности от его шавок. Гандермэна развеселил мой поступок, а я ничего не имел против этого, поскольку кое-что о нем знал.

– Не крутым, – отозвался я, – а вот малость обиженным – это да.

Он засмеялся и повернулся к оставшемуся охраннику:

– Скажи Раулю, пусть приготовит бифштексы. Три, есть будем здесь... Лапочка, ты выглядишь шикарно, – обратился он к Марджи и, обвив здоровенной ручищей за талию, привлек ее к себе. – Давай за нами, Пол, сейчас сварганим выпивку.

Я вошел следом за ними в кабинет. Шествуя впереди, они выглядели как трогательная влюбленная парочка. Я почти ожидал, что Марджи вот-вот замурлычет, словно кошка. Но мне слишком хорошо было известно об их подлинных отношениях, чтобы меня это могло обмануть. Наблюдать их вместе вечером для меня было равносильно тому, как если бы я следил за подготовкой к случке двух крупных диких зверей. Утром, если только захочу, мне продемонстрируют синяки, следы укусов и разодранную одежду. Им все было известно про меня, а я все знал о них, и посему моя жизнь никогда не была в полной безопасности. А это обстоятельство делало ее лишь более интересной. Последние два года я только тем и занимался, что развлекался этой игрой. Некоторые люди, чтобы испытать сильные ощущения, карабкаются на горы. Другие охотятся на крупных животных. Есть и такие, которые сражаются с быками. А я вот друг Карла Гандермэна. Полагаю, наши взаимоотношения можно назвать дружбой, хотя бывают времена, когда, просыпаясь по ночам, я всерьез задумываюсь о том, чтобы его убить, и у меня есть все основания считать, что и он питает ко мне те же самые чувства.

Но убивать было уже поздно, даже слишком поздно. Был такой момент два с половиной года назад, когда я мог и даже должен был выстрелить в него – не обязательно в сердце, а просто в ногу или плечо, чтобы он упал. Иногда, просыпаясь, я думаю о том случае. Но теперь слишком поздно. Для меня. Другое дело для него. Не сомневаюсь, что время от времени его ночные мысли тоже кружат вокруг этого. И однажды он должен принять решение. А пока мы ходим в дружках, и чуть не закадычных.