Дом был шириной в одну комнату и высотой в четыре этажа. Фасадом он выходил на тротуар, а к подъезду вело крыльцо в две ступеньки. Дорожка, что вела от тротуара, резко брала вниз, так что с той стороны вход находился примерно шестью футами ниже уровня тротуара. Подвал, в который можно было попасть через дверь в торце, располагался прямо под помещениями первого этажа. Дом состоял именно из комнат, а не квартир. На каждом этаже было три спальных комнаты, выходивших в общий коридор, в конце которого находились ванна и туалет — по одной на каждом этаже. На каждом этаже, следовательно, жило по три семьи. Двери их комнат были снабжены петлями для висячих замков снаружи и задвижками и цепочками изнутри. Двери были в шрамах и зазубринах — или по причине потери ключей или из-за попыток проникновения внутрь лихих людей. Все указывало на постоянную войну между обитателями квартир с одной стороны и грабителями, обезумевшими мужьями и любовниками или домовладельцем, желающим получить квартплату с другой. Стены были изрисованы непристойными картинками — гигантские половые органы, раздвинутые ноги, исписаны грубыми стишками, номерами телефонов, непристойными намеками, хвастливыми утверждениями, неуместными или уместными комментариями о сексуальной жизни жильцов, их отцов-матерей, а также дискуссия о законном происхождении их детей.
— А здесь ведь живут люди, — печально произнес Могильщик.
— Во всяком случае, для этого дом и существует.
— Как личинки в червивом мясе.
— Дом и правда прочервивел.
К стене парадного вестибюля было приколочено двенадцать почтовых ящиков. Наверх вела узкая лестница. Задняя дверь выходила на двор, где у стены стояло четыре переполненных мусорных бака.
— Сюда может зайти кто угодно и когда угодно, — сказал Могильщик. — Шлюхам хорошо, да детям вот не очень.
— Да уж, будь у меня враги, я бы не стал здесь жить, — признался Гробовщик. — Тут даже в сортир выйти — жуть берет.
— Зато центральное отопление.
— Лично я предпочел бы подвал. Там по крайней мере отдельный вход и можно регулировать котел.
— Тогда тебе придется выносить мусорные баки.
— Те, кто населяли это гнездо разврата, и не думали этим заниматься.
— Ну что ж, пошли будить наших собратьев на первом этаже.
— Если они уже давно не проснулись сами.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— По-вашему, я преступница, потому что замужем за негром и живу в негритянском квартале? — с дрожью в голосе произнесла Анни. У нее был по-прежнему ошалелый вид от зрелища крови и слишком большого скопления негров, да и эти двое громил-детективов ни в чем не шли ей навстречу. Она сидела в стукачином гнезде на привинченном к полу табурете, в сиянии ламп, как и полагалось всем подозреваемым. Впрочем, она успела привыкнуть к свету и выводила ее из себя лишь унизительность положения, в котором она оказалась.
Гробовщик и Могильщик стояли чуть поодаль, в тени, и она не видела их лиц.
— Ну, как дела? — спросил Могильщик.
— Я понимаю, к чему вы клоните, — отозвалась Анни. — Но это нечестно.
— Сейчас уже за полночь, — сообщил Гробовщик, — а к восьми утра тебя отпустят.
— Это он в том смысле, что к тому времени мы из тебя выжмем все нужные сведения, — пояснил Могильщик.
— Я мало что знаю, — отозвалась она. — Спросите лучше моего мужа.
— Всему свое время, а пока нас интересуешь ты, — сказал Гробовщик.
— Все началось с того, что мистер Сэм пожелал омолодиться.
— И ты в это поверила? — спросил Могильщик.
— Вы говорите прямо, как его шофер, Джонсон Икс, — буркнула Анни.
Могильщик не стал спорить. Вместо этого он сказал:
— Все цветные говорят одинаково.
На ее бледном лице появился слабый румянец.
— Поверить было нетрудно, — призналась она. — Я поверила скорее, чем муж. Видите ли, за последнее время я научилась верить в самое невероятное.
— Когда тебе это стало известно? — продолжил допрос Могильщик. — Про то, что мистер Сэм решил омолодиться?
— Пару недель назад.
— Кто сказал? Мистер Сэм?
— Нет, муж…
— Что он по этому поводу думает?
— Он сказал, что это, похоже, шутка, которую его отец задумал сыграть со своей женой, Виолой.
— То есть?
— Он хочет от нее избавиться?
— Убить?
— Нет, просто избавиться. Он прознал, что у нее роман с его адвокатом Ван Раффом.
— Ты его хорошо знала?
— Нет, он считал меня собственностью своего сына и не собирался строить куры.
— Но вообще-то был не прочь?
— Может и так. Но он очень старый. Потому-то и решил омолодиться.
— И жениться на тебе?
— Нет, у него есть уже одна. Ему что одна белая женщина, что другая… Только та помоложе.
— Это Милдред?
— Да, маленькая шлюха. — Она сказала это без злобы, просто констатировала факт.
— Да уж, она не старушка, — подтвердил Гробовщик.
— А он, значит, решил, что его жена и его адвокат хотят заполучить его деньги? — спросил Могильщик.
— С этого-то все и началось, — согласилась она и, под тяжестью нахлынувших воспоминаний, закрыла лицо руками.
— Это было ужасно! — проговорила она сквозь рыдания. — Они вдруг набросились друг на друга, как дикие звери.
— Это же джунгли, — буркнул Гробовщик. — Чего еще ты тут ожидала?
— Кровь, кровь, — стонала она. — Море крови…