На литературных тропах

В связи с 70-летием со дня рождения Н. В. Здобнова, которое отмечала общественность нашей страны в 1958 году, издательство Всесоюзной книжной палаты выпустило книгу о жизни и деятельности ученого. В книге обстоятельно дана характеристика Здобнова, как неутомимого труженика, достаточно полно обрисован его образ как выдающегося деятеля книги. Но за суховатым несколько академическим изложением материала как бы остались в тени, прошли незамеченными, черты, помогающие увидеть душевность Николая Васильевича в отношениях с людьми, отзывчивость сердца этого простого и в тоже время большого человека.

Огромный интерес представляет обширная переписка Здобнова, остающаяся пока неопубликованной. Особенно поучительны и значительны для понимания его личности письма к друзьям, они полны раздумий над жизнью, над прошлым.

Н. В. Здобнов заявил о своих политических ошибках молодости в газете «Известия» еще в 1924 году. Искренне сказав об этом, он сурово осудил свои связи и свои взгляды в прошлом.

«Распутье для меня давно прошло, — писал он в 1931 году своему двоюродному брату, шадринскому врачу Н. Буткину, — но на новом пути я еще на полдороге, — не могу угнаться за жизнью. Социализм уже не мечта! Надо видеть основное, а его не видят из-за повседневных мелочей, не видят леса из-за деревьев, здорового дерева из-за лишайников. Социализм уже не мечта — он творимая реальность, и это самое главное… Я, как книжник, как библиограф мог бы много сделать (значительно больше, чем делаю), если бы не старый багаж в голове. Многое, конечно, не для себя, а для жизни, для социализма, для науки и культуры новой эпохи. Ты не представляешь себе, какую огромную роль может сыграть библиография, но и она должна как-то перетряхнуться для того, чтобы быть не консервативной, а динамизацией книжной массы в соответствии с новыми путями жизни. Неизбежно должна наступить своя революция в библиографии»{114}.

Некоторым заявление, сделанное Здобновым в печати, казалось неискренним. В нем видели приспособленца и продолжали упрекать за прошлое. Переносить это было и больно и тяжело. Боли своей Николай Васильевич не скрывал от друзей. В письмах к ним, он подчеркивал: то, что произошло с ним после публичного раскаяния в печати, — это «не эволюция, это революция во всем сознании и существе его».

В одном из неоконченных писем библиографу А. Г. Фомину Николай Васильевич в минуту душевного откровения писал:

«Эта революция в моем сознании стоила мне очень дорого, была мучительной, конечно, мучительной в моральном отношении. Ведь я отрекся решительно от всего моего прошлого, от всех своих прежних убеждений (кроме идей социализма и революции, которые я понимал-то раньше не так, как теперь). Я отрекся от всех своих прежних друзей. Я — вновь родившийся человек. Понятно ли Вам это? А это самое важное и основное. И вот этому-то не верят, а другие усердно подогревают это неверие в мою искренность и честность…

Но хочется верить (верою всегда я был богат), что рано или поздно правда осилит. Я убежден, что нигде, кроме нашей страны, нет больше возможности для торжества правды»{115}.

Ошибки молодости Здобнова использовали его противники с тем, чтобы подорвать авторитет книговеда и библиографа в глазах широкой общественности.

В. Бонч-Бруевич очень верно сказал в своем неопубликованном письме к вдове ученого: