На лобном месте

Фильм "Андрей Рублев" был, как известно, запрещен. В соседнем павильоне непрерывно переписывали фонограмму, т.е. меняли текст-- монологи, диалоги. Я, по правде говоря, не мог понять, как можно изменить текст готового фильма. Ведь многие слова герой произносит лицом к зрителю, порой губы героя -- на весь экран. Что тут можно поделать?

Ничего, вскоре пришла и моя пора понять, как это делается.

Фильм "Андрей Рублев" был переозвучен почти полностью. Посмотрел его генеральный директор "Мосфильма" Сурин, по профессии трубач в духовом оркестре, -- что-то запретил. Вырезали часть фонограммы. Поменяли текст, "обкатали".

Затем отвезли ленту министру Романову. Тот позвал Дымшица, еще кое-кого из самых бдительных.

Нормальному человеку даже представить себе трудно, как правительственный Комитет принимает фильм. Я вгляделся как-то в полумраке в сановные лица приемщиков. Они не смотрели на экран. Почти никто не смотрел. Я ошеломленно вертел головой: спят?! Глаза закрыты... Но нет, лица у всех напряженные, не спят. Оказывается, принимающие только слушали. Стараясь не пропустить ни слова. Не прокрадется ли крамола?!

Поэтому, бывало, иногда проходили немые эпизоды, даже более крамольные. В фильме режиссера Калика был такой: сидят на лавочке двое. Он и она. Она сбросила туфли, подобрала ноги под себя. Подходят двое милиционеров, говорят: "Не положено!" Те возражают. Милиционеры приказывают: "Пройдемте!"

Правительственный Комитет запретил текст, так как он-де порочил милицию. Текст сняли. Сокращенный эпизод демонстрировался без текста. Получилось куда страшнее. Сидят на лавочке двое приятных молодых людей. Подходят милиционеры. Люди торопливо поднимаются и уходят подальше от греха.

Это можно.

Итак, Комитет, прослушав "Андрея Рублева", снял часть текста. Снова вырезали и переписывали фонограмму.

Наконец, искореженный, т.е. готовый, принятый Комитетом, фильм повезли секретарю ЦК Демичеву. И... снова начали переписывать фонограмму.

К счастью, разыгрался скандал, спасший фильм. Деятели мирового кино спрашивали на всех кинофестивалях, куда подевался "Андрей Рублев". Чтобы избежать "излишних разговоров", фильм продали в одном экземпляре некоему лояльному, как казалось ЦК, миллионеру. Он показал его на международном фестивале, где фильм получил I-ю премию. Следовательно, по законам фестиваля, его обязана была купить страна, проводившая фестиваль.

Так, совершенно случайно, о выдающемся фильме узнал мир.

...Мог стать крайне интересным самобытный фильм "Ася-хромоножка", в котором снимались не актеры, а жители одной из глубинных деревень России. Я с удовольствием ходил в павильон, где снимали фильм, разговаривал с крестьянами. Это был смелый эксперимент, где крестьянину давали тему, а он сам развивал ее, как хотел.

Фильм, что называется, зарезали. Зарезали до такого состояния, что он оказался невнятным, да и выпущен он был в ничтожном количестве копий. Хотя там не было ничего еретического. Там была просто жизнь. По правде...

Словом, фильм пропал*. Как пропал для зрителя и интересно задуманный фильм о Герцене.

Оказалось, что текст Герцена, классический текст Герцена о самовластье, о произволе царской монархии, вызвал в ЦК панический ужас. Ужас этот был сформулирован так: слова Герцена вызывают нежелательный подтекст, или "аллюзии", и текст заменялся до тех пор, пока обличитель-Герцен не перестал обличать.

Герцен еще терпим, когда он издается во многотомье и широко не читается. Герцен на экране оказался страшным врагом советского государства и был искоренен.

Труднее оказалось справиться с "Обыкновенным фашизмом" Михаила Ромма. Фильм документальный. О немецком фашизме, о Гитлере. Режиссер -- первый режиссер страны, лауреат премий. Как такой фильм не выпустить?

Гитлер заходит на выставку картин -- и отовсюду смотрит на него Гитлер.

Зал хохочет: только что Никита Хрущев изволил посетить Манеж, где на него смотрел со всех сторон Никита Хрущев.

И так что ни кадр -- зал смеется либо аплодирует.

Замолкал лишь тогда, когда гитлеровцы расстреливали женщин в затылок и друг друга при этом фотографировали.

Комитет измучился с Михаилом Роммом, и все же остановить картину о нацизме только на том основании, что она вызывает ассоциации, не хватило духу. Фильм, хоть и сокращенный (очень длинный, -- сказали, вырезая ударные эпизоды), но все же вышел на экран.

Мне запомнился один из споров, который вел измученный Михаил Ромм в Государственном Комитете. Когда у Ромма потребовали очередных исправлений, он воскликнул, держась за сердце: "Это же искусство, черт возьми!" В ответ он услышал язвительно-спокойную реплику Баскакова, заместителя Романова: "А кто вам сказал, что мы занимаемся искусством?!"