На луче света

— По установленным для посещений часам, на стандартных условиях.

Она, конечно же, знала, что наши правила вполне либеральны, и она могла общаться с ним почти каждый вечер и по выходным (поскольку журналисты и любознательные искатели отсеивались, появление у него других посетителей было маловероятно).

— Договорились!

Она вскочила и протянула маленькую руку, которую я взял.

— Теперь я могу его увидеть?

— Ещё кое-что, — добавил я, когда мы направились (я пропустил Жизель) во второе отделение. — Узнай, если сможешь, когда он собирается уходить.

— Он уходит?

— Не волнуйся — пока ещё нет. Он собирается забрать с собой несколько человек, когда будет уходить.

— Он? Кого?

— Я бы хотел, чтобы ты это выяснила.

Когда мы пришли во второе отделение, мы обнаружили прота в гостиной в окружении других пациентов, которые, казалось, говорили все одновременно. Полдюжины кошек отделения соревновались за место, чтобы потереться о его ноги. Рудольф, самопровозглашённый "величайший в мире танцор", выписывал пируэты вокруг комнаты. Рассел бегал взад-вперёд, выплакивая "Хвала Господу! С нами Учитель!" Милтон, наш внештатный шутник, кричал: "Стулья для постоянной армии!" Другие что-то бормотали, и я сделал мысленную заметку спросить прота, понимает ли он их язык. Были и подарки: ореховая паста и фрукты (от знавших о его прошлом визите, чтобы стать его любимчиками), нить паутины, невидимый талисман, оставленный на газоне в один дождливый день пять лет назад, в память о "синей птице счастья".

Когда он увидел Жизель, он оторвался от группы и подошёл к ней с распростёртыми объятиями. Он горячо обнял её, затем отступил на шаг и молча посмотрел ей в глаза. Прот, очевидно, с нежностью о ней вспоминал.

Имея массу других обязанностей, я покинул их и поспешил на встречу с моим первым на тот день пациентом.

Когда я достиг своего кабинета, я обнаружил, что господа Родриго и Ковальски уже ждали снаружи с Майклом, двадцатидвухлетним белым мужчиной, пытавшимся убить себя, по крайней мере, трижды, прежде чем поступить в МПИ.

И он не одинок. Количество самоубийств в США и других странах значительно выросло за последние несколько лет, особенно среди молодёжи и, кажется, никто не знает, как объяснить это трагическое явление. Есть много причин, по которым человек пытается покончить с собой: горе, стресс, общая депрессия, неоправданные ожидания, чувство безнадёжности, но ни одна из них не является первопричиной суицидальной тенденции (большинство скорбящих и депрессивных людей не пытаются покончить с собой). Как и во всех медицинских проблемах, каждый случай должен рассматриваться индивидуально. Терапевт должен попытаться определить причину самодеструктивных чувств пациента и помочь ему справиться с ними, предлагая более разумные решения проблем, заставляющих его страдать.

Майкл, к примеру, взял на себя ответственность за смерть своего брата-близнеца и отчаянно желает "сравнять счёт". Хотя он и правда сыграл важную роль в событиях, приведших к гибели его близнеца, но это был несчастный случай, который мог произойти с кем угодно. Мне не удалось убедить его в этом, как, впрочем, и освободить его от чувства ответственности и вины ("Почему он, а не я?").

Но Майк продвинулся по этой логике на одну ступень дальше, чем большинство. Он чувствует ответственность за судьбу каждого, с кем он когда-либо пересекался, боясь, что мог запустить цепную реакцию катастрофических событий. Обычно он держится подальше от всех, избегает взглядов, мало разговаривает.

Но не в этот раз. Хоть он, как обычно, был неопрятен и небрежно одет, он вошёл в кабинет в хорошем (для него) настроении. Он даже попытался улыбнуться. Я заметил это, надеясь, что это была настоящая перемена в его отношении к жизни. Но было вот что. Он услышал о проте и с нетерпением ждал встречи с ним. "Не волнуйтесь, — добавил он, глядя мне прямо в глаза. — Я не собираюсь больше пытаться, пока не пообщаюсь с парнем с КА-ПЭКС". Когда я с сомнением посмотрел на него, он ухмыльнулся и поднял покрытую шрамами руку в армейском приветствии. "Честное скаутское".

Старая психиатрическая аксиома: "Остерегайтесь весёлых самоубийц". Я знал, что он не шутит и, вероятно, ждёт, что скажет прот о возможном решении его проблем. Но я, разумеется, не прекращу наблюдения и не буду переводить его во второе отделение.

Размышляя о том, что прот мог бы сделать для Майкла и для остальных, я вдруг понял, что его возвращение столкнуло нас с другой дилеммой. Все пациенты были наслышаны о более раннем визите прота и их надежды на то, что он снимет с них груз их недугов, как он уже делал для многих наших бывших пациентов, росли, возможно, слишком стремительно. Я не мог сдержать своё любопытство: что же станет с пациентами, подобно Майклу, чьи надежды рухнут, если он не сумеет удовлетворить их радужные ожидания?