— Подтяни немного кофточку, а то мне не хватало только твоего кружевного лифчика, чтобы окончательно сойти с ума.
Мы плавно подкатили к обочине и остановились напротив огромного парка.
— Как видишь, до моего дома отсюда далеко, и я не собираюсь привязывать тебя к кровати ремнем. Пока.
— Мы пойдем гулять? — спросила я тоном хорошей девочки.
— И выпьем кофе. Посиди минутку.
Виктор вышел из машины, обогнул ее, открыл пассажирскую дверцу и протянул мне руку, чтобы помочь выйти из салона своего «Ауди». Затем он прижал меня к себе и, уткнувшись носом мне в шею, прошептал:
— Пахнешь изумительно.
Я хотела было ответить, что от него исходит аромат греха и мои руки сами тянутся к застежке его штанов, но лишь ограничилась загадочной улыбкой и пошла вперед, направившись к небольшому кафе на противоположной стороне улицы.
— Что ты закажешь? — спросил он, взяв меня за руку и останавливая в дверях.
— Пожалуй, кофе американо.
— Ого, крутая девочка. — Он улыбнулся. — Без молока?
— Без молока и сахара.
— Подожди меня тут.
Виктор исчез за дверями кафе, а я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Улица была очень оживленной. Ее заполняли люди, выходившие с работы, и вдруг я вспомнила, с каким чувством сама когда-то спускалась в лифте, покидая офис. С огромным нетерпением я ждала каждый вечер окончания рабочего дня, чтобы пойти домой и снова начать трудиться — писать, писать до одури. Роман преследовал меня везде, где бы я ни находилась, чем бы ни занималась. Во всем, что меня окружало, я находила отголоски того, о чем хотела написать, альтернативные повороты сюжета, более удачные диалоги или более интересные персонажи.
Виктор застал меня врасплох, тронув за плечо. Он вручил мне стаканчик кофе. Я поблагодарила его.
— О чем задумалась?
Я прикусила губу, возвела глаза к небу и ответила со вздохом:
— Ни о чем. Ни одной мысли в голове.
— Почему-то мне кажется, что сегодня ночью ты не уснешь, — негромко произнес он, указав взглядом на мой кофе. — Почему бы нам не погулять? Может, тебе нужно устать, чтобы заснуть как ребенок.
— Ой, нет, я никогда не сплю как ребенок. Скорее как летучая мышь. Ночью мне часто вообще не хочется спать, зато вытащить меня из постели раньше десяти утра невозможно, лучше и не пытаться.
Мы перешли улицу, и он обнял меня за талию.
— Едва ли мне захотелось бы вытаскивать тебя из постели. — Он посмотрел на меня и уточнил: — Куда больше я хотел бы затащить тебя в свою.
Я улыбнулась, немного отстранилась, и мы пошли дальше.
— Наверное, у тебя сбился режим из-за того, что ты целыми днями пишешь, — неожиданно предположил он.
— Нет, по другой причине. Из-за ночного телемагазина. Обожаю их ролики.
Я подмигнула, и он пробормотал нечто неразборчивое вроде «порноманка».
— Сменим тему. Я не берусь обсуждать с тобой порнографию. Лучше не будить зверя, — он усмехнулся.
— Это я-то зверь?!
— Нет. Я имею в виду свое желание опрокинуть тебя на этот капот, и этот, и тот… — он показывал на машины, мимо которых мы проходили. — Скажи, как назывался твой первый роман. Я хочу его купить.
— «Ода». Но тебе не нужно его покупать. У меня дома есть несколько экземпляров из первого тиража.
Он приподнял брови и покачал головой:
— Из тебя никудышный коммерсант.
— Знаю. В маркетинге я полный профан. Если бы за дело взялась я, никто из моих знакомых не потратил бы ни евро на покупку книги.
— Скажи теперь, что тебе запретил муж.
— Нет, но тут вопрос не меркантильный, речь о цене искусства в принципе. У Адриана на это своеобразный взгляд. — Я взмахнула рукой, подбирая слова: — Пожалуй, подойдет определение «философский». С тех пор как впервые продал свой снимок, он считает, что экономическое взаимодействие между художником и покупателем скорее имеет форму меценатства, чем рыночной сделки, а это увеличивает, помимо прочего, метафизическую стоимость работы, придавая ей статус подлинного произведения искусства.
Виктор вытаращил глаза:
— Не может быть!
— Именно так. У него очень богатый внутренний мир. — К сожалению, он закрыт для других, подумала я.
— Но я не вполне согласен.
Я остановилась, глядя на него в ожидании вопроса. И вопрос незамедлительно прозвучал:
— Неужели он верит, что любая работа, на которую распространяется действие закона «спрос-предложение», является произведением искусства?
А вот этого я совсем не ожидала. Серьезный разговор! С длинноногим мужчиной, обладателем самого чувственного рта из всех, что я видела в своей жизни!
— Не совсем так. У него имеется вполне четкое мнение о том, какое влияние на искусство оказывают, например, «бестселлеры» и мода.
Мы пошли дальше.
— Умный человек.
— И красивый мужчина. У меня отменный вкус. — Мы рассмеялись. Задумавшись на мгновение, я решила, что с учетом репутации Виктора с ним лучше не церемониться, и потому спросила прямо: — Скажи, Виктор, зачем ты мне позвонил?
Он кивнул, как будто ожидал, что рано или поздно я задам подобный вопрос.