Это с непривычки. После длительного поста, — засмеялся Кормилом и подмигнул Суворову.
'Гот тоже рассмеялся, разгадав нехитрый маневр: водка уже была добавлена в кружки. Только не знал, что далеко не в равных дозах.
Медленно потягивая пиво, Корнилов издали приступил к разговору, ради которого организовал встречу и разорился на водку.
Нижу, Юрка, весь колонистский заработок спустил на одежонку.
Весь, — чуть заплетающимся языком подтвердил тот.
И дурак. Кто теперь носит такие «шкеры»? Или те же «корочки*»? Моня бы спросил. Ведь знаешь, что в тряпках я толк понимаю. Хочешь, завтра будут джинсы?
Сколько?
Двести рэ. И то недорого. Фирма.
Не хочу.
Денег нет?
Нет.
С получки отдашь.
Не отдам, не хватит.
В рассрочку, как другу, уступлю.
Как тогда резинку? — напомнил Иванников.
Ну и злопамятный, черт, — натянуто засмеялся Семен. — Я ему новое дело толкую, а он вспоминает дела давно минувших дней.
С тобой у меня, Сенька, никаких дел быть не может. Заруби на носу.
Корнилов поднялся и пошел возвращать кружки.
Не связывайся с ним, Мишка. Я в свое время с джинсовой кепочки начал, а теперь, видишь, на целые джинсы подцепить хочет. Смотри не клюнь, пригрозил Юрий.
Подлитая в пиво водка сделала свое дело. Иванников положил руки под голову и уснул, чем тут же не преминул воспользоваться вернувшийся Корнилов.
— У тебя какой размер? — деловито спросил он Суворова.
— Сорок шестой, — ответил тот.
— Да, маловат.
Он выдержал паузу, затем мотнул головой:
— Но если очень хочешь, попробую.
— У меня денег таких нет. И не скоро будут: я ведь ученик.
— Твои подешевле устрою. За сто восемьдесят.
— Дорого.
— Но рассчитываться можно не только деньгами.
— А чем еще? — заинтересовался Миша.
— Часть деньгами отдашь, часть отработаешь.
— Что делать надо?
— Будешь вещички продавать. Я называю цену, десять процентов тебе. Комиссионные. Сумеешь дороже — разница твоя.
— Что за вещи?
— Джинсы, рубашки, вельветовые брюки, да мало ли что попадет.
— А откуда?
— Вот это уж, дорогой Мишенька, не твоего ума дело. Твоя забота — продать, моя — достать. И ты в мою кухню нос не суй. По рукам?
— По рукам-то по рукам, а не загремлю вместе с тобой?
— Со мной — нет. Будешь дураком — один сядешь. Спекуляция по Уголовному кодексу — это скупка и перепродажа. А ты о скупке и не кумекаешь. Давать буду одну-две вещи. Продавай по одной. Если попадешься, купил, мол, с рук, себе не подошло, за ту же цену и продаю. Какой с тебя спрос? Только на меня не выводи, себе хуже сделаешь. Я от всего отрекусь, товар дома не держу, так что с меня взятки гладки.
— Здорово, — засмеялся Миша. — Только как с таким умом ты подсел?
— Потому что с дураками связался, — зло сказал Корнилов, — и не своим делом занялся. А мое и раньше без копейки не оставляло.
Около пивного ларька остановилась машина «Спецмедслужбы». Увлеченные разговором, Корнилов и Суворов поздно заметили, что в их сторону направляются два милиционера.
Семен потянул Суворова:
— Дуем, не то влипнем.
— А как же он? Заберут.
— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Быстрее.
Оставив Юрия, они скрылись за ближайшим домом.
Иванникова разбудили, присутствие милиции напугало. Он сразу протрезвел, непонимающе огляделся вокруг и сказал первое пришедшее в голову:
— Кажись, малость вздремнул.
— Да, — подтвердил сержант, крепко беря под руку, — и к тому же выбрали не совсем подходящее место.
— Я только пиво пил, — начал оправдываться Юрий и неожиданно увидел перед собой испуганное лицо Нади. Он помотал головой, отгоняя наваждение, и в это время на него обрушился град увесистых пощечин, сопровождаемых криком Ильиной:
Ах ты горе мое злосчастное. Сколько в рот не брал, а здесь нахлестался. Ну погоди, я тебе дома устрою!
Не только Иванников, но и милиционеры оторопели от такого натиска, а Валентина, не выпуская инициативу, подхватила Юру и повела по тротуару, продолжая честить на чем свет стоит.
Муж, — коротко объяснила милиционерам Надя.
Те, видя, что парень в надежных руках, твердо стоит на ногах и в их помощи не нуждается, вернулись к машине.
Как только Юрий, сопровождаемый девушками, завернул за угол, к ним подбежали наблюдавшие издали Корнилов с Суворовым.
Ну и молодчина ты, Валька, — восторженно начал Семен, по та, развернувшись, изо всей силы ударила его кулаком по лицу и обругала:
Гадом был, таким и остался.
Семен схватился за нос, достал из кармана платок и вытер просочившуюся между пальцами кровь.
За что? — закричал он на Ильину, но та снова замахнулась.
Если не дошло, могу добавить.
Миша пьяно ухмылялся, но Валентина и его не оставила в покое, схватив за шиворот, подняла, как следует встряхнула, и отвесила шлепок.
Сосунок, а туда же! Обязательно скажу матери, пусть отутюжит ремнем положенное место.
Приведя Юру к себе, она сбросила с антресолей старый матрац и подушку, кинула в прихожей прямо на пол.
…Проснулся Юра к вечеру и в темноте никак не мог сообразить, где он и с чего разламывается голова. Услышав из глубины квартиры девичий смех и голос Нади, догадался, что спал у Ильиной.