На месте зеленой беседки

Они неторопливо шли: один — наслаждаясь отдыхом, присутствием любимой девушки, другая — переполненная счастьем.

Неожиданно трое нахально преградили дорогу. Юрий отпрянул, узнав Филипчука и его дружков.

— Вы что?! — придя в себя, крикнула Надя.

— Топай отсюда. У нас разговор с твоим хахалем, — рыкнул на нее Филипчук, не поворачивая головы.

— Иди, Надюша, я поговорю и догоню, — стараясь успокоить девушку, как можно мягче попросил Юра.

— Иди, иди, шкура, — подхватил Зотов и отлетел в сторону.

— Ты что? — поднимаясь со снега, крикнул он. — «Перышко» в бок захотел?

— Разборку затеяли со мной? — бросил Юрий Филипчуку.

— С тобой, — ответил тот.

— Ну так и разбирайся, а девушку мою не троньте.

— Ее пока никто не трогает. Но если останется, то перестанет быть твоей, — зловеще предупредил Филипчук.

— Надюша, уйди, — снова попросил Юра.

— Никуда я не уйду, — отрезала Надя. — А если тронете его, заору, людей буду звать.

Видимо, решив не тратить на нее время, Филипчук приступил к главному:

— Ты что же, дорогой корешок, деньги, не отдал, себе зажилил?

— Я не брал у пацанов денег, «бугор».

— Это ты своей деточке рассказывай, не мне.

— Я правду говорю. И ты это знаешь.

— А те сто рублей, что мне должен?

— Я тебе тогда сказал, что не дам.

— И сейчас повторяешь?

— Повторяю.

— Ну, а я повторять не люблю. Поэтому запомни: у тебя два дня. Сегодня третье марта. Значит, пятого — у вас как раз получка — после работы около проходной ждем. Не принесешь, или улизнуть попробуешь, или, того хуже, с «мусором» выйдешь — пеняй на себя.

Будто сговорились: разом развернулись и ушли.

Надя подошла тихая, прижалась к Юре. Только выйдя на людную улицу, спросила:

— Оттуда?

Юра кивнул.

— Сколько ты им должен?

— Нисколько.

— А что же они требуют?

Пришлось рассказать. При словах «триста пятьдесят рублей» девушка ахнула.

— Что думаешь делать?

— Ничего.

— Как ничего? — испугалась Надя. — Такие слов на ветер не бросают.

Юра действительно ничего не собирался предпринимать, кроме того, что с завтрашнего дня иметь при себе складной нож — для уверенности.

Все его попытки успокоить Надю ни к чему не привели. Совсем замерзшие, они расстались у общежития, и она шмыгнула за дверь потерянная, подавленная, расстроенная и только кивнула на его слова:

— Смотри, ни матери, ни деду, ни ребятам!

В день получки, отходя от кассы, Белов сказал Юре:

— Зайди к мастеру.

— Зачем?

— Не знаю. Олег просил позвать.

В конторке оказались Ильина и Максименко. Валентина достала из кармана комбинезона пачку денег и протянула Иванникову.

— Возьми, здесь триста рублей. Наши бригады собрали. Добавь свои пятьдесят и рассчитайся. Потом будешь понемногу возвращать.

— А ведь обещала молчать.

Юра даже закачался от злости.

— Надю не вини. Ты просил не говорить матери, Николаю Филипповичу и бригаде, так?

Иванников молчал. Только желваки ходили по скулам.

— Я тебя спрашиваю: так или не так? — повысила Ильина голос.

— Ну, так, — чтобы отвязаться, буркнул Юрий.

— А про меня забыл? Вот, чтобы не забывал, она мне и рассказала. — Валя перешла на другую тональность, стараясь обратить все в шутку. — Долго я буду держать? — Она протянула деньги.

— До сканчания века! — выкрикнул Иванников, напомнив того мальчишку из зеленой беседки. — Я просил?

— Это от души, Юра, — тихо сказал Олег Викторович. — Возьми, не обижай людей.

— Мне милостыня не нужна.

— Никто тебе милостыню и не сует. Это не подарок, а в долг. Нас много, нам не в убыток, а для тебя возможность безопасно отвязаться от прошлого.

— Да не должен я им ничего! — уже вовсю кричал Юрий, возмущенный, что ему не верят. — И не возьму ваших денег.

— Прекрати! Не хватало еще в истерике забиться. Тоже мне «сильный пол»! — прикрикнула Ильина. — На себя наплевать, так о матери подумай, о Надьке позаботься. Девка с лица за дна дня спала.

— Как же я буду отдавать трудом заработанные деньги, если действительно не должен? — чуть слышно, тяжело дыша, сказал Юра. — Это нечестно, гнусно.

Так хорошо придуманный и подготовленный выход рушился: поел этих слов у Ильиной и Максименко не хватило духа настаивать.

— Что же тогда делать? — растерялась Валя.

— Придется, видно, драться. Силы мне не занимать. Справлюсь, — попытался успокоить их Юра.

— Нет, так не пойдет, — возразил бригадир. — Выйдем с завод всем звеном. Покажешь их. Попробую переговорить. Если не захоти понять, скрутим и сдадим в милицию.

— Хорошо, — не стал спорить Юра, понимая беспокойство товарищей, но не собираясь прибегать к их помощи. «Бесполезно, — реши он. — Моя беда — мне и расхлебывать».

Драки все равно не миновать, уж кого-кого, а Филипчука, с его злостью и подлостью, он хорошо знал. Подставлять же под удар ребят не в его правилах.

В тот день бригаде Максименко пришлось распрощаться со званием «Дружных ребят». Дружными на этот раз в четырехсотом цехе был признаны девчата.

На сцене стояли смущенные девушки из бригады Ильиной и принимали цветы «Дружных ребят», которым не оставалось ничего другое» как делать вид, что уступили свое звание только по случаю Междуш родного женского дня.