На миру и смерть красна

Глоссолалия - самопроизвольное говорение на иных языках - была принята у пятидесятников, остановившихся на одной главе Нового завета и построивших свое учение только на этом отрывке.

А освобождение физической энергии находило широкое применение у секты хлыстов и многочисленных ответвлений этой зловещей и загадочной организации.

Внезапно стена впереди заколыхалась, словно белое квадратное озеро, и рухнула вниз.

Едва не чертыхнувшись от неожиданности, я мгновенно поняла, что это был большой кусок ткани, натянутый поперек комнаты.

Впереди открылось довольно просторное помещение, заставленное различными предметами.

У правой стены располагалась старинная фисгармония с белевшим на ее крышке лошадиным черепом, слева небольшой столик, на котором я с удивлением увидела секстанты и астролябию.

А посреди открывшейся площадки стоял Елагин в черном балахоне, сверкающем вышитыми блестками.

Его строгое лицо было вдохновенным, глаза сверкали, а седые волосы издали казались перламутровыми, так что при желании можно было принять старика за какого-нибудь морского царя.

Задняя стена была сплошь разрисована пересекающимися желтыми лучами, сгущающимися книзу до полной непроницаемой черноты.

- Приветствую юных братьев! - воздел старец руку и потряс в воздухе жезлом.

- Альфа-омега, альфа-омега, - запричитала Марфа Егоровна, мелко тряся головой.

- Начнем же обряд очищения! - провозгласил Елагин.

В центр комнаты было вытащено заржавленное железное корыто, над которым присела одна из женщин с черным кожаным браслетом. Послышалось тихое журчание.

- Новеньких прошу приблизиться! - начальственным голосом приказал Елагин.

Стоявшие рядом со мной новообращенные быстро выстроились в колонну.

- Прикоснитесь к смрадному истечению! - вещал Елагин. - Ведь скверна внутри вас куда страшнее. Преодолейте себя и, прикоснувшись к скверне внешней, изгоните из себя скверну внутреннюю!

Очередь начала медленно продвигаться к корыту.

Новобранцы опускали в емкость левую ладонь, а Марфа, стоявшая неподалеку, вытирала их руку ослепительно белым полотенцем.

Когда очередь дошла до меня, старик удержал меня и, развернув за локоть лицом к публике, торжественно провозгласил:

- Новый свет просиял среди нас? - В толпе послышались сдержанные возгласы восхищения.

- Альфа-омега, альфа-омега, - бормотала Марфа, комкая полотенце.

- Кланяйтесь друг другу! Окажите третью степень почтения! - продолжал командовать старец.

Все участники церемонии рухнули на колени и ткнулись лбом об пол.

- Поклонись им, сестра, - тихим голосом приказал мне Елагин.

Отчего же не поклониться? Я опустилась на колени и совершила земной поклон, почему-то именовавшийся здесь третьей степенью почтения.

Вспоминая кувырки Марфы, определенные Елагиным как вторая степень, я думала про себя: а что же тогда представляет собой первая степень почтения?

Но в голову лезла какая-то эротическая чушь.

Распрямившись, я посмотрела на старца.

Елагин повернулся ко мне и, глядя мне прямо в глаза, громко вопросил:

- Поведай нам, чадо, кто тебя послал: духи света или духи тьмы?

Его голубые, словно альпийское озеро, глаза, казалось, сверкали крохотными молниями.

Я физически ощутила на лбу легкое покалывание и слегка пошатнулась.

Но тут же взяла себя в руки.

Обыкновенный гипноз. Такому учат на практических занятиях начинающих психиатров.

Особая атмосфера, волнующее ожидание, ритмичная музыка, специфическое освещение, поведение окружающих плюс блестки на одежде Елагина, должны были вызвать род определенного транса, сковывающий волю и развязывающий язык.

Главное тут было - правильно сформулировать вопрос.

И за высокопарными фразами мне явственно проник в мозг главный смысл, который вкладывал старец в свое вопрошание: кто тебя послал?

Не буду скрывать, мне очень хотелось ответить: Соколовы.

Я едва не выпалила на выдохе эту фамилию, но вовремя спохватилась.

Однако в меня словно вселился другой человек, которым я не могла управлять.

Этот человек не слушался голоса разума, не подчинялся моим приказам, он как будто вибрировал не в такт моему сознанию и был способен на что угодно.

- Птицы такие, - пробормотала я. - С клювами острыми.

Почти хорошо.

Если нельзя было противиться этому внутреннему голосу, то можно было попытаться обмануть его и сказать правду чуть-чуть по-другому.

Что я и сделала.

Очевидно, Елагин решил, что для первого раза этого достаточно. Он поднял мою руку и прокричал:

- Дочь света!

Ему ответил нестройный хор собравшихся, повторивший его восклицание.

Вслед за тем снова заиграла музыка и началась заключительная часть собрания.

Марфа Егоровна внесла чан с какой-то зеленой жидкостью и, черпая оттуда стаканом, давала пить каждому из присутствующих. Процедура длилась довольно долго. Пока очередь дошла до меня, миновало полчаса.

За это время подошедшие к чану в числе первых стали вести себя несколько неадекватно. И, что самое интересное, почти одинаково.

Юноши и девушки, дамы и господа, братья и сестры - хохотали во все горло, держась за животы.

Что же их так рассмешило?

Ведь все происходило на полном серьезе.