На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Мне неизвестно, насколько развито в Мексике изучение жанра «корридос». Могу предполагать, что в достаточной мере. Да и сам жанр живёт до сих пор как народная песня, отражающая реальные события. Например, в октябре 2001 года радиостанции в северной Мексике были заполнены песнями народных исполнителей, откликнувшихся на теракт 11 сентября в США: «Чёрное 11-е», «Трагедия в Манхэттене», «Баллада об Осаме бен Ладене» и т. д. Диск-жокей одной из станций, Пако Нунес, говорил, что эти «корридос» заказывают больше всего. По его словам, многие люди узнавали из песен больше, чем из новостей.

У нас в России, к сожалению, исторические блатные песни как часть отечественного культурного наследия долго не изучались. Пришло время этот пробел восполнить. Но работа требует огромных усилий, кропотливости, поисков: слишком много времени упущено…

Настоящая книга — попытка наверстать упущенное. Надеюсь, и эта моя работа будет встречена читателями благосклонно.

Александр Сидоров

Как Ширмач героической смертью увековечил великую стройку «На Молдаванке музыка играет»

На Молдаванке музыка играет

На Молдаванке музыка играет,
В пивной веселье пьяное шумит,
А за столом доходы пропивает
Пахан Одессы Костя-Инвалид[1]

.

Сидит пахан в отдельном кабинете,

Марусю поит розовым винцом,
И между прочим держит на примете
Её вполне красивое лицо.

Он говорит, закуску подвигая,

Вином шампанским душу горяча:
«Послушай, Маша, детка дорогая,
Мы пропадём без Кольки-Ширмача[2].

Торчит Ширмач на Беломорканале,

Толкает тачку, стукает киркой,
А фраера вдвойне богаче стали —
Кому ж их щупать опытной рукой?

Езжай, Маруся, милая, дотуда

И обеспечь фартовому побег.
Да торопись, кудрявая, покуда
Не запропал хороший человек!»

Маруся едет в поезде почтовом,

И вот она — у лагерных ворот,
А в это время зорькою бубновой
Идёт весёлый лагерный развод.

Канает[3]

Колька в кожаном реглане,В лепне[4] военной, яркий блеск сапог,
В руке он держит важные бумаги,
А на груди — ударника значок.

«Ах, здравствуй, Маша, детка дорогая,

Привет Одессе, розовым садам!
Скажи ворам, что Колька вырастает
Героем трассы в пламени труда.

Ещё скажи: он больше не ворует,

Блатную жизнь навеки завязал;
Он понял жизнь здесь новую, другую,
Которую дал Беломорканал.

Прощай же, Маша, детка дорогая,

Одессе-маме передай привет!»
И вот уже Маруся на вокзале
Берёт обратный литерный билет.

На Молдаванке музыка играет,

В пивной веселье пьяное шумит,
Маруся рюмку водки наливает,
Пахан такую речь ей говорит:

«У нас, воров, суровые законы,

И по законам этим мы живём,
И если Колька честь вора уронит,
Мы Ширмача попробуем пером».

Но тут Маруся встала и сказала:

«Его не троньте! Всех я заложу!
Я поняла значение канала,
За это Колькой нашим я горжусь!»

Тут вышли урки с нею из шалмана

И ставят Маньку-суку под забор:
«Умри, змея, пока не заложила,
Подохни, падла, — или я не вор!»

А на канал приказ отправлен новый:

Шпане сказали — марануть порча![5]
И рано утро зорькою бубновой
Не стало больше Кольки-Ширмача.

Абрашка, Колька и другие