На молитве. В тишине и в буре

Ольга взглянула в окно… Ветер стих, разогнав на небе тучи; сумерки сгущались на небе быстро, как всегда бывает на юге, и уже над землей горела первая светлая серебряная звезда.

Великая княгиня Ольга вздрогнула.

– Звезда Вифлеема!  – прошептала она, и что-то теплое согрело ее сердце.

Звезда Вифлеема, ведшая к яслям волхвов.

Как и ее, российскую княгиню Ольгу, сжигала этих людей жажда поклониться Кому-то еще Неведомому, Высочайшему,  – и, как ее душе, блеснула им звезда и потянула их к воплотившейся священной мечте.

И тихо-тихо горели, светились, сияли в глубокой душе равноапостольной Ольги серебристо-синие, чистые, непорочные, свято-радостные лучи звезды Вифлеемской, переплетаясь, сплетаясь, играя, звеня тихим чистейшим звоном.

II

Дверь растворилась.

В тихий терем вбежал любимый внучек великой княгини Ольги, Владимир.

Это был стремительный, бойкий, крикливый, смелый мальчик с блестящими живыми глазами, с постоянными вопросами на устах.

Один только человек в семье мог умерять его надоедливую непоседливость. Это была Ольга.

Вдосталь набегавшись за день, Владимир под вечер, перед ужином, любил укрыться в терем старой княгини и слушать ее рассказы.

Она говорила внуку о том, как призывали из-за моря князей и как начинался Киев, как убили мужа ее Игоря и как она, Ольга, молодая вдова с сыном-младенцем, стала править землей… Подчас говорила ему Ольга о Боге, о Христе Распятом, но эти речи ее были еще непонятны мальчику.

– Баба…  – громко позвал Владимир, ворвавшись в терем, и сейчас же как бы сам испугался так резко раздавшемуся в тихом покое звуку своего голоса.

Он прилетел сюда из другого мира.

Он только что вернулся со старыми воинами отца с тризны по одном их товарище. На кургане ходила круговая чаша, и, несмотря на холод, баян нараспев выхвалял его бранные дела… Владимир, ничего не видя вокруг, устремив взор пред собой, слушал эту песнь. Он чувствовал тогда, что будет такой же непобедимый, бесстрашный боец и заслужит себе такую же хвалебную песнь…

Потом, на возвратном пути, он все резвился на коне, а вернувшись, бросился в терем, «к бабе».

Ольга привлекла в свои объятия маленького орленка…

– Смотри, видишь звезду…

– Вижу, баба… Хорошая звезда.

– Это Бог на земле родился. Потому она так и горит…

Владимир поднял на бабку вопрошающие глаза.

– Бог стал человеком. Бог хотел вернуть людям счастье. Пришел к ним. Научил, как жить. Стал им другом. Потом за них умер.

– В сраженье, как умирают за славу земли наши богатыри?

– Нет, в позоре, на кресте. Тебе не понять пока. А только Он умер за нас в уничижении, в муках, чтобы нам стало лучше. А сегодня Он родился. Он родился в пещере, куда загоняли скот, потому что Его мать была бедна и не могла заплатить за приют в живом доме. И вол с осликом согревали Его, Царя и Бога вселенной, своим дыханием, лежащего на холмике из соломы. И пришли, созванные ангелами, пастухи, оставив свои стада, чтоб Ему поклониться. И пришли к Нему издалека из стран восточных, с дарами, цари-мудрецы. Их вела к Нему вот эта для них загоревшаяся и шедшая пред ними звезда. И они, сами цари, поклонились Ему, потому что и в бедной пещере Он был истинный Бог, и никогда не был так велик, как тогда, когда принял на Себя зрак человека.

Тихо раздались слова вещей Ольги о рождении Спасителя.

Держа в ее могучих руках свою беспокойную ручку, слушал ее внучек, а звезда Вифлеема на киевском небе тихонько дрожала, играя, звеня и о чем-то напевая великом, неизъяснимом в двух душах человеческих.

Мальчик чуял что-то, не все понимал. По какая-то светлая волна охватывала и уносила его.

III

Прошло много лет с того вечера под Рождество, когда великая княгиня Ольга в своем киевском терему рассказывала внуку Владимиру про родившегося в Вифлееме Христа.

Ольги давно уже не было на земле. Говоря словами церковной о ней песни, «возлетела превыше видимыя твари» и «нетленна во веки пребывала Ольга приснославная»…

Давно уже на Руси княжил внук ее Владимир…

Ни успехи над врагами, ни слава, ни богатая добыча из победоносных походов не могли заглушить в душе его жажды чего-то высшего.

Он предавался безудержно страстям, вел поход за походом. Но в упоении страстей, в шуме и разнообразии бранной жизни все звенели там, в недоступной глубине, какие-то святые, Ольгой пробужденные тогда, в непорочном детстве, ключи, звенели и звали к иному.

И он вышел на поиск – и нашел…

Опять был вечер под Рождество.

Опять мороз сковал Днепр, навсегда священную реку, ставшую купелью русского народа.

И опять было тихо в великокняжеском терему.

В той самой горнице, у того окна, где когда-то Ольга молила Христа просветить ее землю, стоял князь Владимир и с ним вместе его княгиня, принятая им вместе с верой из Царьграда.

Она тихо говорила мужу про день Рождества у них, там, в пышной Византии, куда ходила так давно за верой древняя Ольга.

Он слушал, и потом вдруг – словно прорвалась пред ним завеса прошлого – увидел себя в этой горнице пред старой любимой «бабой» и услышал ее речи о Христе, рождающемся в пещере…