На морских дорогах

Наступление светлого летнего времени ухудшило условия плавания, так как авиация противника получила больше возможностей для нападения.

Конвой PQ-16 в составе 35 транспортов шел из Рейкьявика и, начиная с 25 мая, подвергался непрерывным ударам. 27 мая его атаковало 108 бомбардировщиков и торпедоносцев, потопивших четыре транспорта и судно ПВО. Среди кораблей охранения конвоя находился польский эсминец «Горланд». Он вел тяжелый бой с авиацией и подводными лодками противника. Польские моряки дрались превосходно.

В составе каравана судов находился и наш теплоход «Старый большевик». Теплоход одновременно атаковали девять бомбардировщиков. Взрывной волной контузило капитана Ивана Ивановича Афанасьева. На полубаке возник пожар. В трюмах «Старого большевика» лежали взрывчатка и боеприпасы, на палубе – ящики со снарядами. Помполит Петровский бросился в огонь и стал выносить загоревшиеся ящики. Ему помогали матрос Аказенок, другие моряки.

Дмитрий Николаевич Чухчин, выпускник Архангельского мореходного училища, военный помощник капитана, еще до боевого столкновения с противником научил моряков и мотористов стрелять из пушек и пулеметов.

На теплоходе шла схватка с огнем. В это время подошел английский эсминец и предложил взять на борт команду, а поврежденное судно затопить. Капитан отказался:

– Мы не собираемся хоронить свое судно.

На эсминец были переданы только тяжелораненые.

Конвой уходил вперед и вскоре остановивший машины горевший «Старый большевик» остался один в холодном море. Экипаж боролся за жизнь судна.

С наступлением сумерек теплоход двинулся дальше. Через несколько часов израненный корабль выдержал еще один бой с немецким самолетом и вышел победителем.

На следующий день он с поврежденным корпусом, без дымовой трубы догнал конвой и занял свое место. Транспортные суда и корабли эскорта приветствовали героический теплоход.

28 июня 1942 года теплоход «Старый большевик» был награжден орденом Ленина. Капитану И. И. Афанасьеву, первому помощнику К. М. Петровскому и матросу Б. И. Аказенку присвоили звание Героя Советского Союза.

* * *

Вечером 27 июня из Исландии отправился конвой PQ-17. Вслед за ним приблизительно через месяц должен был выйти PQ-18 и в его составе – мой пароход. Я стал считать дни, оставшиеся до отъезда в Архангельск и встречи со «Сталинградом».

А пока – все еще в Москве. В один из жарких июльских дней встретил у своего дома Петра Петровича Ширшова. Не так давно он стал наркомом морского флота. Зашли ко мне.

Разговор начался, как почти всегда в те годы, с военных дел. Да, под Москвой врага разгромили, но сейчас – новый прорыв…

Враг в Севастополе, идут ожесточенные бои под Воронежем.

Мы помолчали, тревога сжимала наши сердца.

Да, враг топчет своими сапогами Родину. Наши воины стоят насмерть, дерутся до последнего. На заводах рабочие и инженеры, впроголодь и почти без сна, строят грозные танки и самолеты. Но мало еще самолетов, не хватает танков… Железный кулак фашистов пробивает наши заслоны. Продержаться еще немного, продержаться, пока наберут силу перемещенные на восток оборонные заводы…

– Ты где сейчас, Константин Сергеевич? – нарушил молчание Ширшов.

– У Папанина. Жду свое судно.

– А помнишь наше плавание на «Красине»?

Разве я мог забыть тот ледокол? В 1935 году мы ходили на нем в Чукотском море, прокладывали путь пароходам. Ходили к острову Врангеля, к острову Геральда.

«Красину» удалось обойти остров Врангеля с севера и на меридиане острова Геральда дойти с научными работами до 73°30' – широта для тех мест очень высокая. За всю историю плаваний в Чукотском море остров Врангеля был полностью обогнут лишь второй раз.

Петр Петрович был гидробиологом экспедиции. Я – третьим помощником капитана.

Однажды Ширшов по моей вине чуть не лишился своей лаборатории. Дело было так. Шли мы на остров Врангеля. Погода ясная, солнечная. Море чистое. Я стоял вахту, время подходило к одиннадцати дня. Неожиданно заметили маленькую льдинку по курсу, и, видимо из-за любопытства, мне захотелось ее расколоть. Я приказал рулевому править точно на льдину. Она казалась полурастаявшей. Но, как потом оказалось, виднелась только верхушка, разрыхленная под действием солнца, а под водой оставалась глыба весом не менее нашего ледокола. Я знал об этом коварстве льдов, но уж больно маленькой, хрупкой казалась льдинка.

«Красин» с полного хода влез на подводную часть «льдинки», задрав нос. Удар был сильным, на судне посыпалось все, что плохо лежало. В носовых каютах отдыхавшие научные сотрудники вывалились из коек. На мостике появился капитан – Михаил Прокопьевич Белоусов. Оглядел совершенно чистое море, посмотрел на меня.

– Это льдинка, Михаил Прокопьевич.

– Долго искал?! – только и сказал он. И ушел к себе. Белоусов избегал крутых разговоров на мостике, для «отеческих» внушений вызывал провинившихся в каюту.

Окончив вахту, я увидел в лаборатории грустного Ширшова над кучей стеклянных осколков от его колб и пробирок.

– Виноват, Петр Петрович, простите.

– Жаль, конечно, но…– махнул он рукой. – Посуда найдется запасная.