На морских дорогах

В конце навигации ледовая обстановка, и без того тяжелая на западных участках Северного морского пути, резко ухудшилась в море Лаптевых. Скопления льдов надвинулись с севера и закрыли пролив Вилькицкого. Суда оказались в ледовой ловушке. Как назло, море Лаптевых раньше обычного покрылось молодым льдом, еще больше затруднившим навигацию. Зимовка транспортов и ледоколов проходила неспокойно. Тревожили частые подвижки льдов. В середине зимы погиб пароход «Рабочий»: он был раздавлен льдами. Запасы угля в порту Тикси, где бункеровались транспортные пароходы и ледоколы, оказались недостаточны. В результате почти все находящиеся в море Лаптевых корабли остались зимовать.

Если не считать слабосильных ледокольных пароходов «Таймыр» и «Мурман», в план ледокольных операций 1938 года мог быть включен один лишь «Ермак».

Рабочие Ленинграда в исключительно короткий срок исправили все повреждения, нанесенные ледоколу Арктикой, и в самом начале 1938 года, когда в Финском заливе стоял еще метровый лед, «Ермак» пробил эту ледовую блокаду и ушел в Гренландское море навстречу папанинской льдине.

Это был первый этап триумфального пути «Ермака». Затем ранней весной, задолго до начала арктической навигации, мы совершенно неожиданно получили такую радиограмму от капитанов «Русанова», «Пролетария» и «Рошаля»:

«Вчера вышли за „Ермаком“. Идем разводьями. Зимовка закончилась. Желаем вам и вашему каравану скорого благополучного освобождения».

Оказывается, «Ермак» дерзким сверхранним рейсом пробил тяжелые льды, подошел к Земле Франца-Иосифа и увел оттуда зимовавшие корабли.

Далее из эфира посыпались вести одна радостнее другой. В начале июля «Ермак» подошел к Диксону, снабдил углем зимовавшие там шесть лесовозов и помог им выйти на чистую воду. Оттуда он пробился к зимовавшему в проливе Вилькицкого близ острова Большевик каравану ледокола «Литке» и 6 августа освободил его из плена. По каналу, проложенному «Ермаком», корабли вышли к острову Русскому в Карское море. «Литке» немедленно включился в навигацию.

Славный подвиг совершили моряки комсомольского ледокола «Красин». В суровую полярную ночь они под руководством мужественного капитана М. П. Белоусова организовали добычу угля на берегу. Превратившись в углекопов, моряки за зиму снабдили свой корабль топливом, и «Красин», не дожидаясь прихода «Ермака», поднял пары и начал выводить из дрейфующих льдов караван ледокола «Ленин».

Мы с огромным вниманием следили за всеми этими операциями, развертывавшимися в небывало быстром темпе. Один узел развязывался за другим. «Ермак», словно могучий великан, яростно крушил и мял льды. И куда бы он ни шел, всюду ему сопутствовала победа. За каких-нибудь два месяца он прошел почти всю Арктику с запада на восток, освободив при этом десятки кораблей из арктического плена!

Когда в районе дрейфующего каравана появились разводья, у нас окрепла уверенность в том, что и наши корабли могут быть выведены из льдов.

Выло бы чрезвычайно обидно упустить это благоприятное время: короткое арктическое лето близилось к концу, и со для на день можно было ожидать понижения температуры и образования молодого льда.

Совершенно неожиданно 20 августа, когда мы находились на 82°86',2 северной широты и 136°47' восточной долготы, по радио прибыла «молния», несказанно обрадовавшая нас:

«Разведкой летчика Купчина обнаружена чистая вода до широты 78°30'. Идем на север. Шевелев»6 .

Семь дней пробивался к нам «Ермак». Чтобы не тешить нас напрасными надеждами, командование «Ермака» сообщало, что оно производит глубокую ледовую разведку. И только тогда, когда координаты ледокола почти совпали с нашими, мы поняли, что подразумевается под этой разведкой.

В ночь на 28 августа механики подняли пары в котлах. Зажужжала судовая динамо-машина. Палубная команда кончила плести из пенькового троса гигантский кранец длиной в 3 метра, диаметром в 60 сантиметров. Этот кранец мы хотели надеть на нос своего судна, если придется идти на коротком буксире за «Садко».

Далеко за полночь разошлись немного прикорнуть. Не успел я заснуть, как вдруг почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо. Я открыл глаза. У кровати стоял старший радист Полянский. В его глазах светилась несказанная радость.

– Капитан, – сказал он, – на юго-юго-западе виден ледокол «Ермак».

Сон как рукой сняло. Я вскочил и торопливо скомандовал:

– Будить команду!

– Есть будить команду! – откликнулся Полянский и исчез в дверях.

За переборкой уже одевался Андрей Георгиевич. Мы выбежали с биноклями на мостик. Полянский не ошибся. Далеко-далеко, у самой черты горизонта, вился дымок и, словно игла, виднелась мачта ледокола.

Через несколько минут все одиннадцать седовцев вышли на палубу. Было заметно оживление и на других кораблях. Повсюду люди карабкались на марсы и надстройки, чтобы лучше разглядеть могучего гостя. Чувствовалось, что даже мощные машины «Ермака» с огромным трудом преодолевают сопротивление льдов. В бинокль можно было разглядеть, что корабль часто останавливался, потом медленно отползал назад, потом снова бил с разбегу ледяные поля.