Что пережил наш флот, загнанный в далекую Бизерту? Можно было бы много и подробно написать об этом. Написать по целой серии докладов доблестных адмиралов Кедрова и Беренса, по газетным заметкам, которые время от времени проникали в печать.
Но мне хочется использовать другой материал, в полном смысле слова «человеческий документ». Нам не так важно, сколько судов стояло в Бизерте, сколько пришло в негодность, сколько было продано нашими «союзниками»: гораздо важнее, что в этих плавучих домах жили люди, так же остро воспринимающие гонения на русский флаг, так же любящие родную эскадру, как и те, кто – отделенные тысячами верст – в Балканских горах отстаивали по силе своего разумения русскую честь.
Передо мной переписка двух братьев[63]
. Один был подпоручиком в Сербии. Другой – гардемарином в Бизерте.Моряку всего 20 лет.
В серии писем – целый калейдоскоп положений и событий. Матрос, юнга, кадет, гардемарин… Крым, эвакуация, Константинополь, Бизерта… И во всех этих письмах, через все эти исписанные листки, тянется красной нитью одно настроение, общее всем нам за все эти годы.
Читаешь эти письма, – и чувствуешь, что то же ощущали мы в Галлиполи, под угрозой французского распыления, в Болгарии, под террором «болгарских зверств», во всей Европе – при равнодушии и враждебности. И эти письма, эти «человеческие документы», ярче всего расскажут о том, что пережил наш флот.
Вот первое письмо. Форт Джебель-Кебир, 23 мая 1922 г. Молодой мальчик (ему тогда еще не было 19 лет) находит следы своего брата, с которым виделся в последний раз в Симферополе в 1920 г. Письмо полно эпизодами из его жизни за эти два года. Почти захлебываясь, стараясь не опустить мелочей, пишет он, как стал «моряком», как пережил эвакуацию, стоял под карантинным флагом в Константинополе и попал в Бизерту.
…«Все очень интересно. Много нового, ценного, крепкого получил я. Много пришлось увидеть, пережить и перенести тяжелого, но ничто не сломило во мне бодрости духа…»
И вот с бодрым духом поступает юноша в Морской Корпус и начинается упорная работа.
…«Мы страшно заняты и положительно работаем круглые сутки… Лекции 8 часов, рабочий труд самый правильный, масса нарядов по хозяйству, по службе, по роте… По вторникам и четвергам репетиции… И это так хорошо: забываешь наше изгнание, вечно идет энергичная кипучая работа. Я очень доволен. Сыт, одет, о завтрашнем дне не думаю – и учусь, учусь… Мы проходим очень хороший курс учения, подбор преподавателей великолепный, винтовок хватает, и мне так нравится этот русский кипучий муравейник с заветами старины, с традициями, с крепким военным морским духом…»
Учение кончается.
…«Знаешь, как-то жалко расставаться с корпусом, синим воротником и узенькими погонами, хотя, расставшись с ними, мы будем носить козырьки и широкие погоны и будем свободными людьми… Не хочется покидать наше „государство в государстве“, где не услышим ни одного слова не по-русски… Кажется, что, покинув Бизерту, мы покидаем последний клочок русской земли»…
Но время идет.