«На Москву». Из истории белой борьбы

В это время в Галлиполи прибыл председатель Русского Национального Комитета в Париже профессор А. В. Карташов. Он застал Галлиполи уже в начале заката, но таким же твердым по духу, каким он был еще во время расцвета. Почти одновременно с его приездом французы сделали еще одну попытку к распылению: была вывешена запись желающих уехать в Баку и Батум на нефтяные промыслы. Конечно, говорилось о гарантиях неприкосновенности и обещалось французское покровительство. Но запись эта не имела никакого успеха и встречена была общими насмешками: корпус понял все значение сотворенного им дела.

Это понимание до сих пор еще не сделалось достоянием русских эмигрантских масс. Для нас, стоящих на определенной национально-патриотической позиции, в этом сохранении армии видится крупная моральная победа, сохранившая дух людей в постоянном напряжении и готовности жертвенного подвига. Для нас – это патриотическое дело, которое когда-нибудь будет оценено Россией.

Но русская эмиграция не поняла и другого, обязательного для всех людей, лишенных предвзятых мнений. Пусть мысль, во имя которой сохранялась армия, ложна в своей основе: ее сохранение принесло неисчислимые выгоды для десятков тысяч, находившихся в ее рядах. Если бы вся эта масса, освободившаяся от дисциплины, была сразу брошена на европейский рынок труда, она погубила бы себя в борьбе за существование и не только морально, но физически опустилась бы на дно. Никакая форма организации, никакие способы организованного перехода к новым условиям жизни не могли быть применены к массе, которой привычна одна только форма военной организации. Но для поддержки этой организации нужна была идеологическая основа: без нее не может существовать воинской части. Таким образом и те, которые отрицают значение армии в настоящих политических условиях, которые безумно толкали к распылению единственную крупную и органически связанную русскую организацию, должны – если желают быть справедливыми – признать значение армии, хотя бы во имя физического существования тысяч людей.

Профессор А. В. Карташов, приехавший дорогим гостем общественности в этот «нищенствующий рыцарский орден», конечно, взглянул на него не с этой, утилитарной точки зрения. Склонный к религиозно-философскому мировоззрению, он увидел в галлиполийском корпусе религиозно-философское подкрепление своих теоретических взглядов на борьбу с большевизмом. Для него не было таким важным, что Галлиполи был на ущербе, что осыпались зеленые елочки на дорожках лагеря, что смыло дождем несколько клумб с эмблемами полков; углубленный в себя, он смотрел на парад, который генерал Кутепов сделал по случаю его приезда. Может быть, только тот поцелуй, которым обменялся он с командиром корпуса перед фронтом выстроившихся в белых гимнастерках войск, казался ему реальным и понятным символом того, что протекало перед его глазами. Когда в переполненном слушателями корпусном театре он выступил со своим докладом о нравственном оправдании борьбы с большевиками, он явился перед аудиторией не лектором, но проповедником, не ученым философом-богословом, но участником общей мистерии. Нам известно, какое впечатление произвели его слова на этой необыкновенной лекции. Он не приноравливался к толпе; он говорил своим обычным языком и даже раз употребил латинскую цитату. Но мы знаем простых солдат, которые с восторгом слушали А. В. Карташова; и не только слушали, но понимали то значительное, что было в его словах. А это значительное было не в комплиментах, не в ободрении радужными перспективами, не в обещании помочь, а в выявлении той нравственной красоты подвига, который творили, но который не могли осознать.

А. В. Карташов уехал тоже потрясенный всем виденным, а еще больше – перечувствованным. В лагере наших друзей в общественных сферах прибавилось одним крупным лицом. И через месяц, в конце сентября, Галлиполи посетили последние константинопольские гости: В. Д. Кузьмин-Караваев и А. С. Хрипунов. Они подвели итоги впечатлениям своих предшественников. Они обещали активно выступить на борьбу за восстановление галлиполийской правды. И по приезде в Константинополь они выступили с докладом, который так и назывался: «Правда о Галлиполи».

«Почему же печать пишет о Галлиполи неправду? – говорит В. Д. Кузьмин-Караваев в своем докладе. – Потому что в печати выступают чаще всего слабые, обиженные, не выдержавшие испытания тяжелого, сурового, но необходимого. Они уходили и опубликовывали свои субъективные впечатления». Но правда о Галлиполи иная: «В Галлиполи, вдали от Родины, перерабатывают опыт войны и революции. Там сознательно любят Россию, хотят работать на ее пользу. И если суждено будет вскоре освободить хоть часть родной территории и если ее займут части 1-го корпуса, то можно будет поручиться за прочность этого освобождения и порадоваться за успех всего русского дела». Таково было заключение опытного военного юриста по спорному делу о Галлиполи.