Вода в канистрах, которую мы взяли в Мояле, имеет отталкивающий запах, но так как другой нет, приходится пить эту тёмную бурду. Вглядываемся в пространство, надеясь, что по петляющей среди кустов и камней дороге появятся наши ребята, везущие необходимый бензин. Но вдалеке, на пригорке, вдруг появляется силуэт туземца-охотника, который пытается разглядеть издали нас и понять, что мы за существа, явившиеся в его края, и насколько мы можем быть опасны. По мере его приближения можно разглядеть исконного жителя этих засушливых земель подробнее, его снаряжение, атрибуты и одежду. С плеча свисает карабин, а на поясе поблёскивает патронаж. Он подходит к нам осторожной, бесшумной, как у зверя, походкой. Ему необходима вода, так как он давно в пустыне и его запасы закончились. Мы наполняем пустую пластиковую бутылку имеющейся у нас водой, и протягиваем человеку пустыни. Он принимает драгоценный дар, но, несмотря на сильную жажду, не спешит пить её. Владимир достает камеру и собирается запечатлеть этого туземца, но тот настораживается и в знак протеста поднимает руку, а затем быстро удаляется. Володя вспоминает: «Вот точно также и некоторые племена, обитающие в бассейне Амазонки, были категорически против фото- и киносъёмок?» Разочарованию фотографа нет конца. Владимир всё вспоминает свою экспедицию по притокам Амазонки в Бразилии:
— Они считают, что фотоаппарат крадёт их души, перемещая их на фотоснимок!
Над этим стоит задуматься, ведь обвинять в невежестве и темноте людей, по-своему убеждённых в своей правоте, нельзя. Они, ведь, как дети природы, остановившиеся в своём развитии, и сохраняющие свой жизненный уклад и культуру в нашем «цивилизованном» мире. Там, где аборигены «сдают» свои позиции, начинается разрушение. Достаточно привести в пример лесные племена пигмеев, чтобы проследить воздействие на них извне. Ведь даже колдуны, использующие в настоящее время чёрную и белую магию, связываются с силами зла. Имея фотографию человека они могут как угодно воздействовать на него. Исход такого воздействия всегда плачевный. Люди, прибегающие к помощи целителей и так называемых экстрасенсов, даже не отдают себе отчёта — в какой адский клубок запутываются их души. Так что отношение аборигенов к такому чуду «прогрессирующего», остального, человечества не безосновательно.
За подобными разговорами мы коротали время ожидания. Я начинал мечтать о прохладе хвойного леса с шумящим прозрачным ручьём с холодной прозрачной водой. Даже бескрайние голые степи Западного Казахстана, в которых я вырос, имели для меня сейчас большую привлекательность чем таинственная пустыня Чалби. Однообразие степи не действовало на меня так угнетающе как однообразие буша.
После двухчасового отсутствия появились Сергей и Володя Сайгаков на своём «Соло». Только сейчас я заметил, что «Урал-соло» из синего давно превратился в красно-серый от грязи и пыли.
Их поиски увенчались успехом, 20-литровая канистра была наполнена бензином. В Марсабите имелась единственная АЗС. Там, на заправке, они познакомились с немцем Адриасом, который сейчас ожидал нас в городе. Пообещал пока запастись какими-нибудь продуктами и овощами.
Я был рад снова тронуться в путь. Мне порядком надоел внеплановый простой на солнцепёке в пустынном буше. К тому же через 30 километров начнётся национальный парк «Марсабит», и возможно, мы увидим представителей африканской фауны, живущих в дикой среде.
Наскоро заполнив пустой бак, мы поспешили по дороге, которая стала подниматься в горы. Дорога улучшилась, исчезли камни, сменившись на красный песок и мелкую гальку. Стали появляться более крупные акациевые деревья.
Справа от дороги предстало взору необыкновенное зрелище — очень глубокая котловина, диаметром около двух километров, напоминающая воронку от громадного снаряда. Это явление заставляет задуматься — как оно возникло?
Поднявшись на возвышенность, мы въехали в Марсабит — посёлок, состоящий из одноэтажных кирпичных и глиняных домов. Небо над нами было затянуто дождевой облачной массой, и судя по большим лужам на улицах Марсабита, дожди поливают эту землю давно. Верхушки покатых гор, простирающихся к югу, окутаны белыми, как вата, кучевыми облаками. Оставалось только удивляться, что в 30 км, в самой Чалби, нет ни единой тучки, и царит солнцепёк. Даже дождь не хочет лить над безжизненным местом, словно проклятым.
Встречать нас вышел европейской наружности, но сильно загоревший мужчина, лет 42, в неприметной одежде. На нём синяя спортивная кофта и лёгкие брюки были перепоясаны почему-то советским ремнем, а из-под шляпы цвета хаки на нас смотрели добрые серые глаза, озарённые светом долгой жизни на лоне дикой природы, среди животных и чужого народа. Многих смиряет и облагораживает чужбина, преобразуя характер человека. В Кении, в глухих районах, Андреас живёт и работает уже 8 лет. В Германии он не был уже лет пять. Здесь он женился на женщине из местного племени, имеет двух детей. Он был очень рад нашему появлению.