На нашей ферме

— Может, у Андерсонов?

Мать покачала головой: что толку посылать к ним за мукой? Сегодня утром они обращались к ней, с той же просьбой.

— Как-то надо выкручиваться, — проговорил отец. — Схожу-ка я вечером в лавку. Быть может, что-нибудь выгорит.

Строить изгородь в такой спешке — сущее наказание. Отец рубил толстенные жерди. Шутка сказать, жерди, настоящие бревна! А мы, обливаясь потом, подтаскивали их и укладывали вдоль границ поля. Отец сам работал как вол, но и нам не давал отставать.

— Бросьте по сторонам глазеть! — гаркал он, когда мы смотрели на солнце, стараясь определить, не пора ли обедать. — Нечего время терять. Надо скорее кончать с изгородью да сеять.

Дэн работал изо всех сил, не отставал от отца, пока не уронил себе на ногу тяжелую жердь. Ну и попрыгал же он на одной ноге, ругая проклятую изгородь! Затем стал доказывать отцу, что лучше обнести поле проволокой — это куда быстрее, чем возиться с изгородью‚ которая все равно снова сгорит.

— Колья ведь можно быстро поставить. Не будешь же копаться с ними неделю! — заявил Дэн и стукнул в сердцах палкой по земле.

— Что ты мелешь, мальчишка! — прикрикнул на него отец. — Ну поставим колья, а что толку? Проволоки-то у нас нет!

Тут пришло время кончать работу и отправляться обедать.

За столом никому не хотелось говорить. На одном конце стола мать молча разливала чай, на другом — отец накладывал нам тыквенную кашу и делил остатки холодного мяса. Мать отказалась от своей доли: иначе кому-то из нас мяса не досталось бы.

Не знаю, то ли из-за ссоры с Дэном, то ли потому, что на обед не было хлеба, но отец казался явно не в духе. Он выругал Джо за то, что тот явился к обеду с грязными руками. Джо захныкал и стал оправдываться: чем их было мыть, если Дейв, помывшись сам, выплеснул всю воду? Тогда отец грозно посмотрел на Дейва, а Джо воспользовался этим моментом и подсунул тарелку за добавкой тыквенной каши.

Обед уже подходил к концу; Дэн, все еще голодный, с ехидцей спросил Дейва, не хочется ли ему хлеба. Отец взорвался:

— Наглец! ТЫ еще издеваешься?

— Кто издевается? — невинно спросил Дэн, ухмыльнувшись. — И не думаю.

— Вон! — в бешенстве заорал отец, указывая на дверь. — Вон из моего дома, неблагодарныи щенок!

В тот же вечер Дэн ушел из дому.

Отец обещал лавочнику в течение двух месяцев погасить долг, и тот дал нам в кредит еще один мешок муки.

Один мешок муки! Какую перемену он произвел в нашем доме. Как весело стало! С каким воодушевлением отец снова заговорил о ферме и размечтался о новом урожае!

Прошло четыре месяца. Изгородь уже давно стояла. Мы засеяли десять акров пшеницей, но дожди так и не выпали и не взошло ни единого зернышка.

О Дэне мы ничего не слышали с того дня, как он ушел из дому.

— Негодяй! Покинул меня в тот самый момент, когда мне так нужна была его помощь! — жаловался отец матери. — Сколько лет я батрачил, гнул спину, кормил, одевал его… Вот как отблагодарил он меня! Помяни мое слово: он еще спохватится, прибежит домой!

Ма не сказала о Дэне ни единого плохого слова.

Стояла засуха. Пшеница погибла; отец снова впал в отчаяние.

Лавочник наведывался к нам каждую неделю, напоминая отцу о его долге.

— Я с радостью расплатился бы с вами, мистер Райс, да нечем, — оправдывался отец. — Что я могу поделать? Из камня, как говорят, воды не выжмешь!

Кончились запасы чая. Отец надеялся восполнить их из денег, что ему должен был Андерсон, — отец помогал ему строить изгородь. Но Андерсон сам сидел без гроша, пообещал расплатиться, как только продаст мякину. Узнав, что Андерсон не отдал денег, мать расплакалась. В доме не было ни кусочка сахару, не было даже ниток, чтобы залатать ребятам штанишки.

Без чая стало из рук вон плохо. Вот тут отец показал матери, как готовить самодельную заварку. Отрезав кусок хлеба, он подержал его над огнем, пока хлеб не обуглился, затем положил его в котелок, залил кипятком и дал хорошенько настояться. Отец уверял, что у этой заварки превосходный вкус. Ему она нравилась.

Дейв до дыр износил свою единственную пару штанов; Джо не имел приличной воскресной куртки; у отцовских башмаков оторвались подошвы, и он привязывал их проволокой.

В довершение всего заболела мать. Отец совсем сбился с ног: ухаживал за ней, подбадривал, уверял, что нам непременно когда-нибудь повезет… Но однажды он не выдержал и, призывая бога в свидетели, признался Дейву, что просто голову потерял. Дейв ничем не смог его утешить — он и сам ходил как в воду опущенный. Все у нас стало неладно.

Наступили черные дни. Мать была прикована к постели, отец не отходил от нее, в доме — хоть шаром покати: злой волк — голод стоял на самом пороге. В эти мрачные дни наш Дэн вернулся домой. Карман его был битком набит деньгами, а мешок — засаленной одеждой. Как радовался отец его возвращению, как тряс ему руку! А Дэн без умолку рассказывал об учетчиках шерсти и стригалях-рекордсменах, уговаривал отца бросить все и пойти в стригали, в гуртовщики либо клеймить скот — словом, выполнять любую работу, лишь бы не гнуть спину на ферме и все равно голодать.

Но отец фермы не бросил.