Хлопнула дверь, и в кухню вошел Ахмед. Значит, порядок в чайной уже навели, пол отмыли от крови, гостям вынесли новую порцию шашлыка и вина, за счет заведения. Повар вопреки ожиданиям не побежал в милицию, крича «караул» на каждом перекрестке, а тихо и мирно напился в кладовке. Как сказал бывший травитель, Муса знал, с какой стороны хлеб намазан маслом, а с какой ядом.
Кольнуло разочарование, что этот жирный трясущийся человек, смелый только супротив женщин жив, а Алия — нет. Такие мысли сами по себе были неправильными. Не мне выбирать кому жить, а кому умирать, основываясь на симпатиях и антипатиях. И тем не менее я этот выбор сделала.
Мужчина оглядел комнату, не впечатлился и повернулся ко мне:
— Что дальше?
— Нужно собрать артефакт, — я указала на стол с поцарапанной столешницей, под ножку которого была подложена сложенная в несколько слоев картонка.
— Артефакт?
— Доспех ушедших, — явидь подцепила когтем скрепленные между собой кольца, — Действует только в сборке. Учти, заставлять и уговаривать не будем.
Ахмед взялся за пакет и стал с тихим шелестом разматывать целлофан.
— Артефакты ушедших, как правило, благотворительностью не занимаются, — проговорил он, вытаскивая что-то похожее на старую корягу.
— У тебя дети есть? — спросила я.
— Да, — он поднял голову, — Двое.
— Соберешь артефакт, и он вытянет из них силу. Может, жизнь, точнее не скажу, ты не совсем человек, — мужчина медленно моргнул, — Правило коснется не только настоящих потомков, но и будущих.
— Сделай одолжение, откажись от сделки, — змея вернула на лицо безумную улыбку.
— После встречи с песками Простого, когда я лишился силы, не прошло и часа, когда меня вышвырнули из собственного гнезда, — мужчина вернул ей улыбку, впервые в ней не было ни капли равнодушия, лишь предвкушение, — С тех пор здесь прошло семнадцать лет, там почти два. Я больше ни разу не видел своих детей.
Ахмед взялся за корягу и вставил в круглое нутро железных колец. Усохшая до каменного состояния кость глухо стукнулась потемневшую стенку, и… Ничего не произошло.
— Что еще сделать? — надежда в глазах мужчины потухла. — Сплясать танго? Помахать волшебной палочкой? Сказать слова заветные?
— Земля прощай, в добрый путь, — пробормотала я, вспомнив мультик.
— Что ж, неприятно было познакомиться, — Ахмед положил артефакт на стол.
Но перед этим он перехватил руку, на миг коснувшись железной части артефакта обеими. Я сразу вспомнила, как на уроках физики в средней школе Шапокляк (увы, физичка была маленькой щупленькой и носила характерные шляпки), рассказывал об электрической цепи, о ее замыкании, о загорающейся лампочке. Именно это и сделал мужчина, он замкнул магическую цепь.
Через широкие ладони прошла молния. Короткая и ослепляющаяся. Артефакт осветился изнутри, кость на мгновенье обросла плотью, а железо засверкало словно отполированное. Для доспеха время повернулось вспять, и для того, кто его держал тоже.
Ослепительная вспышка, хлопок, запахло горелым пластиком, словно где-то перегорела розетка. Ахмед с куда большей осторожностью и почтением положил артефакт на стол. Внутренность доспеха снова почернела, съежилась, и старой сухой корягой вывалилась на столешницу. Травитель сжал и разжал руки, вокруг пальцев закрутилась едва заметная зеленоватая дымка. Ахмед задрал голову и захохотал. В этом смехе было все: торжество, злость, радость и предвкушение.
Не надо быть нечистью, чтобы увидеть, как изменился хозяин чайной. Он не превратился в старика, которого я видела сквозь стекла очков. Он остался сорокалетним нечеловеком. Но белки глаз пожелтели, как и ногти, а руки покрылись серыми проплешинами трупных пятен.
Ахмед оборвал смех, клацнув удлинившимися клыками. И с наслаждением выдохнул в воздух черную, так похожую на скопище мошек взвесь. Разносчик вернул силу.
— Сделка, — я протянула руку.
— Сделка, — подтвердил он обязательства.
— Где Мартын?
— Не знаю.
Явидь зарычала, когти выскочили из пальцев на сантиметр.
— Но я знаю, где он будет завтра утром.
— Где? — спросила я.
— На охоте.
— Он зимний, если ты не в курсе. Да и боюсь, ему несколько поздновато устраивать первую охоту, так же как вторую и третью, — фыркнула змея.
— Он не будет охотиться, — разносчик болезней размял пальцы, как заправский пианист. — Охотиться будут на него.
— Ахмед… — начала я.
— Мое имя Лихорадный Авис.
— Не ври, — Пашка подняла хвост и ударила им по полу, в стороны брызнула коричнева плитка. — Кто из детей охотится на сородичей?
— Тот, кто охотится на нас всю жизнь. У летних вырос ветер — охотник.
Утро мы встретили на стежке. Если наложить карты миров друг на друга, то получается где-то чуть западнее Остова, и что там ему соответствовало в нашей тили-мили-тряндии. Край солнца неохотно выползал из-за далекого кажущегося пологим склона.
— Ты уверен? — раз в третий спросила явидь.
— Да, — огрызнулся Авис, — Для дичи охота всегда начиналась отсюда, не думаю, что за прошедший год что-то изменилось.