На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Идея возникла спонтанно, и, как обычно со мной бывает, я озвучила ее раньше, чем обдумала.

— Один разговор. Десять минут в твоем присутствии, и я оплачу год обучения в filii de terra.

Глупости бывают разными, иногда понятными и исправимыми, иногда странными и легко игнорируемыми, а иногда такими, как сейчас, необъяснимыми.

Гробокопатель вернулся вмиг, возник передо мной в один удар сердца и, если бы не явидь, вставшая на его пути, сшиб бы обратно на землю.

— Остынь, — рявкнула Пашка, — и ты, Ольга, думай, прежде чем говорить.

Предложение родилось спонтанно, подталкиваемое воспоминанием о мальчишке, которого я видела в бесплатной столовой. Как можно унизить мужчину, не важно, человек он или нет? Очень легко, усомнись в его способностях, в его возможностях или еще проще — заплати за него.

— Два года, — голос Веника был тих, и оттого смысл сказанного дошел до меня не сразу, — и я могу прервать беседу в любой момент.

То, что он говорил, было неправильным, но я кивнула, соглашаясь, момент для торга явно неподходящий.

— Марик, — позвал он чуть громче, отводя взгляд и скрывая бушующую в нем ярость.

Падальщик злился на меня за предложение, на себя за согласие. Но другого обвинять всегда проще и легче, чем заглядывать внутрь себя. Да и надо ли? Если есть девчонка, заработавшая свои деньги одним местом и, мало того, предложившая эти деньги ему, и он, принявший их. Так кто виноват? Ответ очевиден.

Из-за ближайшего дерева к нам вышел по-прежнему испуганный пацан. Ему не хотелось не то что говорить, а вообще приближаться к нам. Но он слышал наш разговор, понимал, что последует за этим.

— Почему ты меня боишься? — Я склонилась к пацану, едва не охнув от боли в правой лопатке.

— Я вас не боюсь. — Парень упорно смотрел себе под ноги.

— Но… — Я даже растерялась.

— Не врет, — Пашка хмыкнула.

— А чего ты боишься? — не сдавалась я.

— Много чего, — буркнул парень, — колдовства, огня, демонов и… — Он замялся.

— Юродствует. Ему весело. — Змея зарычала.

Но я и без нее видела задорные искорки в глазах цвета горячего шоколада. Парень был умен, есть в кого, надо сказать. Он выполнял уговор, отвечая на вопросы, беда была в том, что мы не знали, о чем спрашивать.

— Это все, что вы хотели узнать? — падальщик оскалился.

— Ты знал Варлаама Видящего? — предприняла еще попытку я.

— Видел, — мальчишка пожал плечами, — я не того полета птица, чтобы дружбу с демонами водить.

— А лишенного разума? — влезла Пашка.

— Ну… да, видел, вместе со всеми на поляне.

Мимо. Но что-то же должно быть. Не зря же он бегал, не зря переминался с ноги на ногу, не зря бросал на отца такие выразительные взгляды.

— Знаешь, кто его сюда привел? — спросила явидь.

— Не-е-ет.

Даже я, слыша, как он растянул гласную, поняла, мы попали, что уж говорить о змее и гробокопателе.

— Мальчик, — голос Пашки стал вкрадчивым, — врать нехорошо.

— Я не вру! Клянусь, не знаю, кто провел этого голого человека. — Марик был растерян, а на лице отразился тот давешний страх, заставивший его убегать.

— А другого? — Я заглянула ему в лицо.

— Что?

— Другого лишенного, пару месяцев назад, знаешь, кто привел? — Я выделила первое слово и, еще до того, как закончила вопрос, поняла, что попала в десятку.

Он жалобно сморщил нос, открыл и закрыл рот, но соврать не решился.

— Разговор окончен, — отрезал Веник, задвигая парня себе за спину.

Пашка зарычала. Одного намека на движение хватило, чтобы падальщик подобрался и оскалил клыки. Тяжелый чешуйчатый хвост стегнул по траве в мизинце от его ног, но мужчина не шелохнулся.

Если бы тогда на поляне сошлись Адаш и Угрим, это была бы кровавая драка. Если сцепятся нелюдь с заложником, это будет уничтожение, слишком много значит для каждого из них то, что может сказать или не сказать мальчик.

— Веник, — я сделала шаг вперед, понимая, что один взмах руки или хвоста — и мне очень надолго станет не до разговоров, — они убьют его.

— Заткнись. — Он на мгновение отвел взгляд от явиди, и она воспользовалась этой десятой долей секунды.

Хвост обвился вокруг лодыжки, приковывая мужчину к одному месту. Удар треугольными когтями в лицо, в глаза. Падальщик успел перехватить мускулистое предплечье, сбивая выпад, и пальцы отклонились, задевая правый глаз. Он с такой силой сжал ее руку, что из-под лопнувшей чешуи брызнула кровь. Шипение сменилось стоном.

— Отец! — закричал мальчишка за мгновение до того, как змея швырнула гробокопателя хвостом.

Мужчина тяжело стукнулся о ближайший ствол. Зловещий хруст то ли дерева, то ли костей резанул слух.

— Гадина! — Пацан бросился на змею.

И она совершила ошибку. Намеренно или случайно, но совершила. Явидь схватила его за горло и приподняла. Сын падальщика захрипел отвратительным прерывистым звуком, который мне суждено запомнить навсегда.

— Ты будешь говорить, — Пашка улыбалась, ей нравились его ломаные судорожные движения, пальцы, бессильно скребущие по чешуе, боль, — или я убью эту падаль, что ты называешь отцом.

Парень дернулся, и она размашистым движением отбросила его к Венику.