На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

— Кто ты? Отвечай! — потребовала я.

Тишина давила на уши. Он ушел бесшумно. Когда было надо, он не хромал и не оглядывался всем корпусом, как человек, у которого ограничен обзор. Только Веник никогда так не делал, у него достаточно других чувств, чтобы не изображать ущербного. Больше похоже на представление того, кто никогда не терял зрение, но попытался представить, как это могло бы быть.

Я сжала пальцы в кулаки и заставила себя опустить руки. Не знаю, что пугало больше, незнакомец или его отсутствие. Тишина или звук знакомого чужого голоса. Тьма вокруг или холод в животе.

— Веник! Пашка! — закричала я, — кто-нибудь!

Сбывался мой кошмар, я кричала — никто не отзывался.

— Святые, — я всхлипнула, — почему?

Зачем все это? Убить меня можно гораздо проще, к чему такие сложности? Но этого не сделали. Значит, кому-то нужно, чтобы я находилась именно здесь и сейчас.

Думай, Ольга, думай! Что не так? «Все», как лаконично сказал незнакомец. Незнакомец, ни разу не назвавший Кирилла Хозяином. Незнакомец, рассуждавший о мотивах бывших людей, но не причислявший себя к ним. Гробокопатель — когда-то бывший человеком. Парадокс: притворявшийся был более человечным, чем настоящий падальщик. Как он поддерживал меня! Как брал за руки! Как прижимал к себе! И я растаяла, стала послушной овечкой на поводке, послушно шла, куда вели, не задавая вопросов.

Чтобы увести меня, он должен был нейтрализовать настоящих Веника и Пашку, а это нелегко, особенно когда речь идет о явиди. Очень сомнительная возможность, особенно если змея этого не хочет. Или она в деле. Если это так, то вариант один — приказ отдал Седой, иначе за мою голову с надзирающей возьмут тройную цену. Нет, неправильно. Кирилл знает, что с моей смертью Юково лишится периметра. Причем это не снимает вопроса о сложности, свернуть мне шею мог бы и бес.

В какой момент все пошло не так? Проклятый сказал, что послан вылечить мою слепоту. Я отказалась. Он ушел. Пришел джинн. Еще один отказ. Мы сели в машину. Разговор с визиргом. Грязь под ногами. Веник впервые переплетает свои пальцы с моими. И это уже не Веник, а значит, явидь — не явидь. Мне хотелось, чтобы он был таким. Это мое представление о гробокопателе, и только мое. Я его придумала, желание, а не реальность окружало меня.

Святые! Желание — вот ключевое слово! Мой идеальный мужчина. Исполнитель желаний получил отказ, но никуда не ушел.

— Джинн. — Я задрала голову к небу и закричала: — Отпусти!

У меня ослепли не глаза, он ослепил мой разум. Я слышала выстрелы, но не задумалась, в кого стрелять нечисти, не очень-то жалующей огнестрельное оружие? А было ли это? Джинн держал меня за руку, пропитывая магией, каждое воспоминание может быть подделкой. Что было замаскировано под выстрелы, которые у меня, у человека, ассоциируются с боевыми действиями? У человека, не у нечисти. Я же трогала пробитую стену: если жители ушли, кто же тогда тут резвился? Если ушли… Или бой за стежку был, а меня исключили из него?

Тут же пришла мысль, от которой стало физически плохо. Я все еще цеплялась за собственные видения. С чего я вообще взяла, что меня привезли в Поберково? Сгоревшее этой ночью так же, как и Заячий холм? Я шла его улицами и не чувствовала запаха гари? Вкуса пепла на губах? Жирной сажи на коже? Так где я?

Зачарованный джинном водитель, что подвозил нас из Коврова, видел что-то иное, нежели унылую серость осенних холмов, но тем не менее вел машину. В его видениях поездка была. У меня тоже. Заячий холм остался позади.

Сразу вспомнились ухабы, к несчастью, в нашей тили-мили-тряндии все дороги такие, и водитель, жалующийся на все на свете, кроме очевидного. Не было сказано ни слова о запахе, от которого едва не щипало глаза. Мое представление, моя реальность. Я ждала, что гробокопатель будет вонять, они нет. Запах существовал для меня в те моменты, когда я думала об этом.

Колени подогнулись, и я упала в грязь. Чувство беспомощности захлестнуло целиком. Сегодня с утра я потеряла зрение. Святые, неужели прошло несколько часов? Разум подсказывал, что именно так, но полагаться на него сейчас не стоило.

Ненавижу психарей.

— Отпусти! — кричала я в темноту, ударяя кулаками по земле.

Она была холодной. Еще несколько минут назад я не ощущала ничего подобного. Когда в последний раз меня пробирал озноб? На калиновой тропе, когда я прислонялась к едва теплому сторожевому камню. Потом нет. В чудесное исцеление я не верила. Исполнитель желаний убрал все ненужное. Обманул голову, но не тело.

И ушел. Иначе я бы не обхватывала себя руками, силясь унять дрожь. Не закусывала губу от боли, дернувшей правое подреберье. Холод, грязь, боль, гул и тяжесть в голове — это реальность. Я должна верить, я должна верить хоть во что-то, иначе мне конец. Я зацепилась за эти ощущения, пусть неприятные, зато целиком мои.

Мир сдвинулся. Я почувствовала это движение. Не снаружи. Изнутри. Евгений не менял окружающее пространство, он менял мое восприятие. Каждым прикосновением, которые меня так радовали.

Я сосредоточилась, продолжая вспоминать, отделяя настоящее от выдуманного.