На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

— Закрой рот, дрянь. — Время вежливости прошло, он схватил меня за плечо, клетки скрежетали прутьями друг о друга. — Ты не способна понять своим умишком, что говорит твой поганый рот, но… — Он внезапно выпрямился и подал мне руку, помогая подняться.

Негодование утихло так же быстро, как и вспыхнуло. Я задалась вопросом, так ли он молод, как выглядит?

— Мы можем притвориться, что я ничего не слышал. Я могу приказать подготовить любую машину по твоему выбору, уедешь и оставишь ее себе в качестве бонуса. Ну? Выйдем отсюда вместе, как добрые друзья, и все забудем?

— Все? — Мой голос был полон горечи. — И письмо? И западню в Заячьем холме? И мнимую пропажу детей? И…

— Последний шанс, — прервал меня Иван, — предлагаю уехать. От имени Хозяина.

— Так же, как ты заказал артефакт? Седой знает, как вольно ты пользуешься его именем?

— Это отказ? — Ему было плевать на мои слова, на мои обвинения.

— Он самый.

Бессмертник оскалился, движения сгладились. Как быстро тот, кто выглядел как человек, превратился в зверя. У него не выросли клыки и когти, не появились рога или чешуя, он выглядел точно так же и вместе с тем совсем по-другому. Черты лица заострились, взгляд стал цепким, мышцы напряглись. Не человек, а зверь перед прыжком. Затрещали клетки, но на этот раз я отпрянула сама. Он повел головой из стороны в сторону, принюхиваясь, вскинул руку, но пальцы сжались в кулак в сантиметре от моего лица.

— Не бойся. — Он выпрямился, возвращая себе человеческий образ. — В этих стенах тебе не грозит даже насморк. Приказ Хозяина. — В голосе сквозило сожаление. — Ты дурочка. Но дурочка упрямая. Скоро ты пожалеешь о собственной непреклонности. — Он одернул рукава рубашки и отошел к двери. В словах не было угрозы, лишь недовольство и легкое сожаление.

Он не ответил ни на один вопрос и в то же время вселил чувство, что я и так знаю ответы. Ощущение было совершенно иррациональным, будто я стою на беговой дорожке или ленте эскалатора, и не важно, буду я идти, бежать или стоять на месте, она все равно привезет туда, куда должна. От меня уже ничего не зависит. Совсем.

Бессмертник ушел, а я все стояла посреди темной комнаты, смотрела на клетки, спрятанные под тканью. Какой вопрос я не задала? Самый первый и самый простой. Какое дело секретарю до моих ножей? Ответ один: никакого, он хотел убедиться, что у меня их нет. Чувство легкой тревоги сменилось настоятельной потребностью запереться в комнате и просидеть там безвылазно как минимум неделю.

В спальне на опущенной крышке белого туалетного столика, скрывшей зеркало, был сервирован обед.

— Хозяин приказал подать еду в комнаты, — пояснила Майя.

Мимоходом я отметила, что у нее есть пропуск через охранные чары. С тех пор как Кирилл дотронулся до моих сережек, ничего необычного вроде подвижных стен я в замке не замечала. Графитовая преграда, существовавшая для других, меня игнорировала.

— Не хочу, — отмахнулась я.

— Госпожа Ольга, а можно тогда мне… — Она недвусмысленно посмотрела на закрытые крышками тарелки.

— Ешь.

Я отвернулась, прошлась вдоль кровати, вспоминая сцену с бессмертником, боясь что-то упустить, не понять, не запомнить. Он разозлился, когда я упомянула об артефакте, и то от неожиданности. Что бы я ни говорила потом, какие бы обвинения ни бросала, он оставался собран. Его волновал один вопрос: уеду я или останусь. Почему?

Что изменит мое присутствие в цитадели? На этом настаивала Прекрасная.

Если упростить все до двух полюсов — хорошо и плохо, то повелительница южных пределов — враг, и от нее не может исходить ничего хорошего. Она зло, для нас здесь и сейчас. Вывод, Иван прав, старясь выпроводить меня из цитадели. Бессмертник не предатель по одной простой причине — он еще жив. С одной стороны, все так, а с другой — уж больно рано он начал действовать, стараясь убрать меня из уравнения.

Для меня лично все наоборот. Я по-прежнему не хочу умирать. Если бы не Кирилл и приказ о неприкосновенности, гадай теперь, с чего такая милость, меня бы уже умножили на ноль, а так пока только отводят глаза.

Звякнул металл, тихий хрип прервал бесплодные размышления. Майя, уплетающая за обе щеки суп, выронила ложку. Другая рука сжимала медный кубок, полированная чеканная поверхность проминалась под ее хрупкими пальцами как пластиковая. Служанка дернулась, лицо налилось краснотой, глаза распахнулись, а в следующую минуту она уже падала.

— Майя!

Я кинулась к девушке, тело которой гулко стукалось о ковер, постаралась придержать голову. Ничего не выходило, она с силой вырывалась из рук, содрогаясь всем телом, каждый раз ударяясь затылком об пол. Я вскочила и стащила с кровати подушку, подпихнула под русоволосую голову. Голубые глаза закатились, была видна полоска белка между веками.

Я распахнула дверь и закричала в пустой коридор:

— Помогите! Кто-нибудь помогите!

На ум приходила всякая чушь, почерпнутая из современных фильмов, типа искусственного дыхания и массажа сердца, вроде еще кто-то в горло корпус от шариковой ручки вставлял, уж не помню зачем и почему.

— Ну помогите же!