На неведомых тропинках. Шаг в темноту

Охотник отвернулся, староста уже ушел, вместо него в комнате стоял другой мужчина. Я впервые увидела нашего сказочника так близко. Среднего роста, плотного телосложения, еще немного, и его назвали бы полным, но пока выглядит крепким, загорелый, черноглазый и черноволосый, но черты лица настолько славянские, что назвать его уроженцем солнечной республики язык не поворачивается. Лёник сел напротив и закинул ногу на ногу, пыльные сандалии, пыльные пальцы с давно нестриженными ногтями.

Я подмечала ненужные и несущественные детали, потому как боялась поднять глаза, казалось, один взгляд на психаря, и я потеряю себя.

— Тём, Тём, — попенял мужчина, — опять запугал человека, она же посмотреть на меня боится, — охотник тут же схватил меня за волосы и рванул голову наверх, не оставляя выбора, кроме как встретиться взглядом с баюном. — Как об стенку горох, — вздохнул тот. — Я такой страшный? — Это уже мне.

Я молчала, ветер выпустил волосы. По ощущениям, с меня едва не сняли скальп, так болела кожа.

— Ольга, успокойтесь, — он сцепил пальцы на колене. — Я ничего не буду делать. Оно мне надо? Отдыхал на террасе, пил холодное пиво, нет, прибежали, вытащили. Теперь сижу тут в шортах и майке с Микки-Маусом, по пиву скучаю. Хотите пива, Ольга? Закончим, и ко мне, договорились? — Он улыбнулся так искренне, что не ответить было невозможно. — Тём знает, что вы тут ни при чём.

Мы с охотником уставились на Ленника одинаково удивленными взглядами, он со злостью, я с сомнением.

— Не веришь? Зря. Сидишь на диване, целая и невредимая, по-прежнему красивая, я тебя на пиво зову. Ни царапин, ни синяков, ни истерики. Глаза, ногти, зубы на месте… и ты еще думаешь, он считает тебя виноватой? — Мужчина покачал головой. — Ему еще перед хозяином оправдываться, тут за любую соломинку ухватишься.

Ветер зарычал.

— Как думаешь, какое наказание придумает для него хозяин? — Лучики лукавых морщинок разбежались от уголков его глаз.

Я попыталась представить, что может придумать Кирилл, и мысли разбежались, не в силах охватить все варианты. Фантазировать на эту тему было приятно. Когда я добралась до варианта с колодками и позорным столбом, меня дернули за волосы. Ветру это не понравилось, и он вернул меня в реальность.

— Расскажи ему, что у вас произошло, — попросил мужчина, — надеюсь, тогда он отстанет от нас обоих.

«И все?» — хотелось спросить мне и рассмеяться. Смысл отказывать в этой вежливой просьбе? Все бы так со мной разговаривали. Баюн не баюн, скрывать мне нечего. И я рассказала. Пару раз, в особо впечатляющих моментах срываясь на эмоции.

Ленник с улыбкой кивал, сочувственно клал руки на плечи, когда я вскакивала и начинала повышать голос, протянул салфетку, когда начала всхлипывать. Классный дядька.

— Зрачки не расширены, — повернулся он к Тёму, когда я закончила и сидела, шмыгая носом. — Она все рассказала. Больше похоже на заклинание изъятого времени. Ты много знаешь таких умельцев? Я, кроме хозяина, никого.

— Заткнись. — Настроение охотника ухудшалось на глазах, хотя казалось, куда уж хуже. — Семеныч не нашел следов.

— Это всего лишь значит, что работал кто-то уровнем повыше его.

— Нажми. Пусть расскажет, где девка.

Ленник вздохнул и развел руками, мол, видишь, с кем приходится иметь дело.

— Оля, ты знаешь где Мила? — серьезно спросил он.

И, прежде чем я успела задуматься над ответом, замотала головой, да так отчаянно, будто от интенсивности движений зависит его суждение обо мне.

— А ребенок?

Я продолжала мотать головой, еще немного, и я не смогу остановиться.

— Нажми сильнее, — приказал Тём.

— Очень жаль, Оля, — баюн состроил скорбную мину, — мы оба знаем, что попадись они нам, их не ждет ничего хорошего. Но есть вещи и похуже смерти. Посмотри на меня.

Не просьба, приказ. Я дернулась, словно кто-то потянул за привязанную к голове веревочку.

— Знаешь, как долго длится агония?

— Мой рекорд сто двадцать часов, — вставил Тём.

— И как долго можно кричать?

— Если давать передышки минут по пять и если не сорвет голос, то часов семь, — просветил охотник.

— Нам не нужны ни ее боль, ни ее крики. За мальчишку ветер вообще отвечает головой, он нужен живой и здоровый. А за кого-то другого не поручусь. Защитить ни себя, ни сына она не сумеет. Закон о матерях не всегда, знаешь ли, работает, иногда голод и ярость застилают разум. С кем она сейчас? Где? Легкая добыча. Если начнут с матери, ребенок уловит каждый штрих ее боли, они будут кричать вместе.

Я дернулась, показалось, что вдалеке вскрикнул ребенок. Я прислушалась. Нет, ничего, послышалось.

— Или первым будет мальчик, тогда мать будет смотреть, как с каждым вздохом из него выходит жизнь. Она будет кричать.

Женский визг резанул по ушам. Я вскочила.

— Вы слышали? Кто-то кричал?

— Возможно. — Ленник кивнул. — Но мы не знаем, где она. Скажи, Тём вытащит и девушку, и мальчика, куда бы они ни угодили.

Она закричала снова. И снова. Каждый новый крик был хуже предыдущего. Я зажала уши руками, человеческое существо не должно издавать таких звуков, от первого же у него остановится сердце, от ужаса, страха и боли, звучащих в нем.