На неведомых тропинках. Сквозь чащу

Я снова подняла руку и взялась за обмотанную изолентой рукоять. В голову ворвалась музыка, будто кто-то провел пальцами по грифу гитары. Легко, аккуратно, непринужденно. Я коснулась не осколка, я коснулась струн. Рука сжалась крепче, кожей продолжая улавливать перезвон.

Клинок качнулся, но Простой не выпустил из рук острия. Удерживая двумя пальцами, он вдруг приставил скол к собственной груди, к старомодному пиджаку прямо напротив сердца. Если оно вообще есть у демонов.

— Давай, — серые глаза сверкнули, — Уверен Аш Вешер успел проинструктировать, — Ну же, один удар, и все закончится как хочется ему. двай, наорочи, не томи, — он шевельнулся острие осколка неприятно цеплялось за ткань рубчик.

Я разжала руку, осколок зеркала ушедших, тихо звякнув, упал на камень, но не разбился, как стакан Шороха, а лишь отскочил, ловя и отражая холодный электрический свет ламп.

— Допускаешь ту же ошибку, что и моя мать, — оскалилась Прекрасная, ее кожа стала смуглой, а глаза наоборот загорелись насыщенным синими цветом, — Чтобы убить мало оружия, мало возможности и родства. Главное, нужно хотеть сделать это. Она не хочет и вряд ли что изменится. Больно смотреть.

— Сделай одолжение, не смотри, — Седой наклонился, поднял осколок и вновь передал его Простому, — Заканчивай представление.

Остальные молчали, когда на сцене играют примы, статистам положено молчать, быть тенями, и не вылезать на первый план.

— Да, нетерпение — черта живых. Иногда неплохо быть мертвым.

Восточный демон взял клинок, размахнулся и с силой опустил острие в центр круга на алтаре. Даже зная, что это не стекло, я не удержалась от вскрика. Дым выругался. Шорох обернулся, но происходящее на каменном кругу не вызвало у целителя особого интереса. Я слышала, как за спиной дышит Март, как шуршит о камень чешуя явиди.

Стекло соприкоснулось с камнем и цитадель вздрогнула. Я снова услышала перелив струн на этот раз намного четче и ближе, словно они были натянуты внутри меня.

Клинок замер, застыл над поверхностью алтаря, словно его пытались не воткнуть, а аккуратно вставили в невидимую подставку. Видели, как стоит на тонком острие заведенная юла? Точно так же замер и осколок зеркала Ушедших, чуть вибрируя и играя мягким перебором струн. Одна звучала очень высоко, готовая в любой момент лопнуть, другая, наоборот, дребезжала, как давно вытянутая и пришедшая в негодность. Но все вместе они звучали, пусть не чисто, но продолжали играть.

— Что ты слышишь? — повернулся ко мне Простой.

— Струны, — на раздумывая ответила я, прекрасная шипяще рассмеялась, — Они дрожат.

— Верно, наорочи, — восточник задумался, — Раньше не было ни одной твари оставшейся глухой к мелодии. Сейчас это удел избранных калек, — он посмотрела на Дыма, тот, казалось, был не в силах отвести взгляд от лезвия.

Не знаю как вестник, а я слышала каждый аккорд, каждую вибрацию, и звук казался странно знакомым.

— Вибрация стежки, — вспомнила я, — так она дрожит в переходе.

— Да, — пожал плечами Джар Аш. — Какая глупость объяснять очевидное, словно рассказывать слепому о зрении, — он на секунду закрыл глаза, — Я так давно никого не учил, что забыл, как это делается. Хотя вру, — голос восточника снова стал равнодушно-отстраненным, памятник вселился в живое тело, но внутри все еще остался мертвой статуей, — Я никогда никого не учил.

Пашка смотрела на демона Востока и отступала, смотрела и вжималась в серую стену. Джар Аш снова стал собой, пусть и в чужом теле. Ему надоело играть в живого, он снова стал памятником.

— Струны, которые ты слышишь, — это нити. Нити перехода — сказал Кирилл.

— А нож — это…?

— Игла, — ответил Простой, — Которой прошили миры, как старые покрывала, которые давно пора выбросить, а не латать прорехи.

— Игла? — переспросила я, смотря на зеркальное лезвие.

— Не будь столь ограничена, наорочи. То что ты видишь не имеет значения, форма может быть любой, — он зашел за спину и, встав почти вплотную, прошептал, — Форма не важна, важно содержание. Иглой может быть и кайло, веретено, жемчужное ожерелье и…

— Чаша жизни, — я вспомнила о еще одном артефакте.

— Да, — его дыхание согрело шею, я почувствовала как кожи касается недовольство исходящее от Кирилла, словно в противовес минимуму эмоций восточного демона, — Любой предмет, любая форма сквозь которую прошли стежки, когда связывали миры. Мост Уходящих распался на тысячи нитей, которые прошли сквозь озеро, сквозь тела, сердца и души павших, сквозь…

— Вряд ли девочка, — прервала его Тамария, — так сильна в истории, как ты думааеешшшь…

Я больше не была человеком, но даже для нечисти движение демона востока вышло смазанным. Только что он стоял позади меня, а в следующий миг схватил девушку за шею, не дав договорить, слова сменились шипением.

Схватил, сжал и тут же отпустил, демонстрируя отсутствие желания убивать. Прекрасная покачнулась. Между ними не было произнесено ни слова, ни угроз, ни требований. Но я видела, какое предостережение горит в глазах Простого. Тамария тихо засмеялась.

— Потом выберете себе спальню и развлечетесь, — высказался Кирилл, — Сперва дело.