Марья Николаевна деловито завязывала пояс фартука над обнаженными мужскими ягодицами.
— Это не тот дневник. Не та его часть, — старик снова посмотрел на стяжателя.
— Часть? — переспросил Март.
— Не думаешь же ты, что дорога Тура Бегущего началась с гор? Ведь что-то его туда привело.
Я передернула плечами, встала и перешагнула через Радифа, оставив Веника за спиной. Покойником был, покойником и остался. Я уже забыла о нем, мысленно переносясь в бункер дыма под землей. Видя полумрак, кресло и книгу на коленях старого вестника. Чуть более темный переплет, старые страницы, смутно знакомый почерк, и бросившаяся в глаза строчка. Как же там было? Что-то вроде: "настась… напасть", или как-то еще.
— Значит, тетрадей было две? — спросил Мартын.
— Три, — поправила я.
— Четыре, — рявкнул Картэн.
— И я предлагаю тебе первую за их жизни, — Семеныч вновь поднял книгу.
Несколько бесконечно-долгих секунд ворий смотрел на старосту, переводя взгляд с лица на темно желтый переплет, и раздумывая, потом, нехотя, пересиливая себя, произнес:
— Одного. Я готов отступиться от одного за эту книгу. Выбирай.
Март довольно громко хныкнул, подошедший сзади Веник с иронией произнес
— Выбери меня, выбери меня, птицы счастья…
— Нет, — с сожалением ответил Семеныч, — Они нужны мне все.
— Ты глуп, старик, — рыкнул Картэн и тут же схлопотал от бабки подзатыльник.
— Имей уважение к старшим, — надзирательно сказала она.
К моему удивлению обернувшийся дракон только кивнул и повторил совсем другим тоном:
— Это глупо. Одна жизнь лучше чем не одной.
— Хорошо. — староста словно ожидал такого ответа, в его голосе не слышалось ни разочарования и досады, — Раз я не могу получить жизни, предлагаю выкупить время.
— Сколько? — прищурился хранитель знаний.
— Год. Для всех троих.
— Издеваешься? Не дам и часа.
— Полгода?
— Три часа, и пусть будут благодарны.
— Месяц? Подумай Картэн…
— Подумал. Три с половиной, пусть напишут завещание.
— Неделя?
— К чему все это? За первый том…, - замялся стяжатель, — Этих сочинений, я не дам больше нескольких часов, — он оскалился. — За последний еще и приплачу. У тебя есть последний, старик?
— Ты отлично знаешь, что он в Дивном, — покачал головой Семеныч, — До рассвета?
— До заката, и договорились, — мужчина протянул руку за тетрадью.
— Ворий, — ухмыльнулся Семеныч, обнажая желтоватые зубы, и отдал дневник, по мне так слишком легко отдал.
— Старик, — стяжатель легонько склонил голову, и добавил, — Вернусь на закате, если выйдут сами, такого — он обвел рукой горящие доски и вывороченные деревья, — Устраивать не буду.
— Молодец, — похвалила его бабка, и легонько потрепала по плечу.
Кто хоть раз видел в кино эпизоды, когда люди всем селом тушат чей-то дом? Тушат не только потому, что огонь может перекинуться на твой, а потому, что так надо. Надо протянуть руку помощи. Я видела, и не раз. Жаль только киношная реальность не так часто сходит с экранов и воплощается в реальной жизни. Особенно в жизни нечисти. Помню, как они над "Вием" ржали, лучшая комедия всех времен и нечистых народов, переплюнула в нашей тили-мили-тряндии легендарное тарантиновское "От заката до рассвета", но не дотянула до "Мастера и Маргариты"…
К чему я это все, к тому, что нечисть не люди. Мы не люди, а потому, я без удивления наблюдала, как стяжатель уходит с тетрадью, как его окружают соседи, кто-то хлопает по плечу, кто-то жмет руку, молодой лихач, возбужденно кричит, как это было круто. А старая Караха, выливает ведро воды на занявшуюся с ее стороны траву и равнодушно отворачивается от соседнего участка, где трещал в огне куст сирени. Впрочем, его хозяин тоже не смотрел по сторонам, а просто закидал очаг землей.
Да, нечисть не люди, а потому у каждого находящегося сейчас здесь есть для этого причина. Пол пятого вечера, заход солнца около девяти, даже немного раньше. Семеныч выторговал нам чуть больше четырех часов.
— В дом, — скомандовал ведьмак, и бабка первой бросилась к дверям, немного неловко взбираясь на порог.
Из кустов вышел Константин с Пашкой на руках. Ее сердце по-прежнему не билось, или билось но очень медленно, а каждый вздох приходилось ждать не меньше десяти минут. Семеныч и Алексий мрачно переглянулись и последовали за ней. Март дожидался отца.
Я со злостью распинала горящие доски, настроение было паршивым. Шедший следом Веник обхватил меня за талию и просто поставил внутрь. В другое время, я бы придумала этому тысячу причин и всяких теорий, но не сегодня. И, наверное, он это чувствовал, войдя в дом падальщик просто сел на диван и закрыл глаза.
— Давайте на кровать, — всплеснула руками бабка, когда на пороге появился Константин с явидью, воняло от нее по-прежнему хреново, не как от живого создания, а как от куска мяса.
Из крыла вставшего у плиты феникса выпало маленькое сверкающее перо и приземлилось на дощатый пол. Доски минуту раздумывали, а потом решили не загораться.
— Ты так на него смотришь, — проговорил феникс поправляя очки.
Я наклонилась, обхватила танцующий невесомый огонь пальцами и спросила:
— Только ты можешь зажечь его?