На неведомых тропинках. Сквозь чащу

Веник поднял голову и посмотрел на Седого. Спокойно посмотрел, без пиетета и подобострастия.

Сюрреалистическая картинка. Я только что побывала в прошлом, вернула душу, потеряла... Черт, почему они так смотрят друг на друга? Почему я не чувствую вкуса их эмоций ? Почему я снова вынуждена строить догадки, пытаясь увидеть на их лицах хоть что-нибудь? И почему, я не слышу биения их сердец? Святые...

- А мало - еще хуже, - демон выпрямился и поднял руку, с которой на редкую траву слетели прозрачные капли, и протянул падальщику, словно предлагая пожать. Простой жест. И очень страшный.

- Кирилл, я...

Беспомощные слова. И совершенно бесполезные.

Что я могла ему сказать? Да и надо ли?

Седой замер с протянутой рукой, и Веник... Мужчина, которого несколько часов назад я целовала, сломался. Сломался пополам, как кукла, которую согнул не рассчитавший силы ребенок.

Даже человек услышал треск костей. Я и услышала. Звук, от которого, кровь стынет в жилах. Почему это стало так важно для меня? Почему сейчас, я не просто знаю, а чувствую, что это важно?

Я бросилась к падальщику, уже зная, что не смогу помочь, но все равно не в силах остановится. Кирилл поднял вторую руку, выставляя вперед ладонь, и я ударилась о воздух, обо что-то невидимое и очень жесткое. Попробуйте врезаться в стену нарочно, разбегитесь и ... Уверяю, у вас не получится, чувство самосохранения не позволит, так называемая тормозная система человека. Другое дело если что-то появиться у вас на пути внезапно. Я ударилась, как муха о стекло.

Зазвенело в ушах, в носу что-то хрупнуло, на подбородок закапала кровь. Я почти успела забыть это чувство беспомощности, забыла, какой обжигающей может быть собственная боль. Забыла каково это - быть человеком.

Сломанный падальщик упал на землю. Над плечом Кирилла появилась ветка древа, Седой подняв руку, не глядя, снял одну из серебристых капель.

- Я всегда знаю, когда Брут что-то мое, - сказал демон, и я почему-то была уверена, что речь отнюдь не о моей душе.

Седой небрежно швырнул серебряную каплю Венику. Падальщик лежал на земле раскинув руки, сломанный поперек туловища, словно манекен из пластика. Я не видела лица гробокопателя, наверное, это и к лучшему. Капля шлепнулась ему на грудь, скрюченные пальцы загребли жирную землю и замерли. Веник не издал ни звука, хотя грудь его стала конвульсивно подергиваться. Соприкоснувшись с телом, капля зашипела, словно соприкоснувшись с горячей сковородкой.

Я подалась вперед и снова ударилась о невидимую преграду, на этот раз слабее, и вспыхнувшая боль отдалась в висках.

Капля души обернулась серым паром и устремилась в небо. Тело веника дернулось, словно он попытался подняться.

- Разрешаю тебе умереть, - проговорил Кирилл с непривычной для него мягкостью, и тело замерло.

Серый дым стал стремительно наливаться чернотой. Он стал наливаться сомой тьмой, по которой то и дело пробегали алые сполохи.

- Нет, - разбитыми губами прошептала я, но когда, хоть кого-то интересовало мое мнение.

Черный дым был более чем равнодушен к тому, что происходило с живыми. Он собрался в кокон и легко устремился ввысь, постепенно исчезая и растворяясь среди хмурых облаков.

То, что удерживало меня на месте, исчезло, но я больше не хотела никуда бежать, не хотела подходить к венику, к тому, что от него осталось. Внутри что-то сломалось с не менее громким хрустом, чем позвоночник падальщика. Сломалось оставив после себя пустоту.

У меня не было иллюзий по поводу Веника. Святые, их давно не было, но иногда я позволяла себе надежду, особенно в последнее время. Я не была влюблена, не была увлечена, не была... сплошные "не". Проще перечислить, чем это не было, чем дать определение. Это зрело давно, произошло, и вернуло мне часть эмоций, согрело в мире холода. А это уже больше того, что сделали многие. Мой плюс.

Теперь Веник был мертв. Хуже чем мертв. Кирилл превратил его беса, как Шороха бесцветного. Мой минус. А ведь это даже не было ревностью, иначе пределы животики надорвали бы от смеха. Нет. Это что-то другое, более значительное, нежели эмоции.

Не было слышно ни дыхания, ни биения сердец. Исчезли запахи и эмоции. Исчез вкус. Я неуклюже поднялась. К мокрым ладоням и одежде прилипла грязь... Какие только детали не врезаются в память...

Седой опустил руку. Я не хотела смотреть на него, что угодно лучше, чем его лицо сейчас.

- Ты перешел черту, - собственный голос казался низким и грубым.

- Я давно ее перешел, - Констатировал Кирилл, - Но я рад, что ты, наконец, заметила.

- Ты... - я вделала крохотный шажок вперед и увидела лицо Веника. Еще одно воспоминание в копилку, содержание которой однажды сведет меня с ума. Ох, поскорей бы! Застывшие черты, открытый рот, между губ виднеется кончик языка, один глаз закрыт, пустая глазница пуста, горькая складка у рта, - Ты... ты... я... - я никак не могла договорить, никак не могла понять, что я хочу ему сказать. Этому нечеловеку, ближе которого у меня никого никогда не было. Близкий и чуждый, - Я убью тебя.