На ничейной реке

Нынешний мэр стал мэром посёлка лет десять назад, после того, как прежний мэр покончил с собой при странных обстоятельствах. Новый мэр был крепким управленцем, однако все знали про его «тайную связь» с завхозом. Когда эта сладкая парочка пришла к власти, то они стали сожительствовать открыто. Кое-кому из мужиков стало неприятно и началось даже брожение. Однако, очень скоро, самые ярые критики власти заткнулись: кто-то странным образом утонул, кто-то отравился самогоном, а кто-то и просто исчез.

После таких дел, мэра критиковать перестали, и жизнь в посёлке потекла своим чередом.

«Какая разница, кто с кем спит и кто кому сосёт? — рассуждали близкие к власти мужики и женщины. — Главное, чтобы все сыты, живы и здоровы были…»

Тем более, что были и среди обычных жителей такие же «сладкие парочки». Как между мужчин, так и между женщин…

Однако, нет-нет, да случались эти «вредные гнилые разговорчики», наподобие того, что завёл сейчас Семёныч.

Дорожка от Рыбной фермы к Поселку петляла среди зарослей ржавых камышей и гнилой осоки. Через многочисленные протоки, встречавшиеся по пути, были перекинуты примитивные, но крепкие мостики. То и дело среди камышей торчали сухие почерневшие остовы мертвых деревьев. Как рассказывал в школе Профессор, раньше на месте этих камышовых болот располагались сплошные леса и рощи, а вместо грязных и вонючих проток были настоящие реки и озера с зеркальной гладью, на берегах которых летом отдыхало множество людей. Теперь же, глядя на зловонные болота, в это верилось с большим трудом. Если бы не рассказы других жителей Поселка, то Павлик посчитал бы, что Профессор откровенно врет.

Густо деревья росли только в поселке и его ближайших окрестностях. Вокруг же, на сколько глаз хватало, простирались безрадостные пустоши, заросшие камышом. Одни эти земли называли Болотами, а кое-кто, по старой памяти, Поймой.

Местные жители редко покидали Поселок. Сам же Павлик нигде не был дальше ферм. Он знал только, что где-то к востоку, за болотами лежит большая степь, а на западе стоит Мертвый город.

Город. Судьбы всех жителей были тесно связаны с ним. Но то было раньше, до Большой Беды, которая порвала нити, соединявшие с прошлым. До города было очень близко. Когда-то он стоял на берегу ныне почти исчезнувшей реки, и с фермы хорошо просматривалась его прибрежная часть — большое месиво давным-давно необитаемых домов с пустыми глазницами, в сторону которых старались лишний раз не смотреть, дабы не бередить старые душевные раны.

Сам Павлик смутно помнил свою жизнь до Беды, но иногда, вспоминая детство, помнил большой пожар и свое детство в Поселке. Были также отдельные воспоминания о своей жизни в Городе, но их было так мало, что, часто, вспоминая странные вещи, Павлик не мог себе их объяснить.

— Кстати, дней пять назад, я еще видел двоих на лодке, — подал голос неугомонный Семёныч.

Павлик ничего не сказал и приготовился выслушать очередную порцию малоинтересных старческих выдумок. Тот, между тем, продолжал:

— На байдарке они плыли. Слыхал о такой лодке? Нет? Это такая вытянутая штука. Вот как папироса, а в середине дыра и в ней человек торчит с веслом в руках. У нас на заводе были мальцы-туристы. Они этими делами серьезно увлекались. Ходили на байдарках до самой Астрахани.

Название города мало что сказало Павлику. Из уроков географии, что преподавал им в детстве Профессор, ему было известно, что так назывался большой город на юге, далеко вниз по реке. Но что касается понятия «байдарка», то где-то Павлик уже слышал это название.

— Это как у индейцев лодки? — спросил он.

— Нет. У индейцев другие. Забыл, как они там назывались. А, вспомнил! Вигвамы. Да, вигвамы, — повторил Семёныч. — Только там грести надо одним веслом. А тут на одном весле две лопасти. Понятно?

Павлик промолчал. Старик тоже немного помолчал, что-то обдумывая.

— Так вот. Байдарка легкая ее легко можно переносить и плотину по стороне обойти.

Он задумчиво почесал свободной рукой небритый подбородок.

— Да и вообще. Непонятно, есть ли она там эта плотина?

— Ну, — лениво ответил парень. — Водопады ведь шумят.

— Шумят-то они, шумят, но, я давно уже туда не ходил. Может, там уже размыло всё на хрен!

— Профессор говорит, что плотина крепкая, — откликнулся Павлик. — Он говорит, если бы она разрушилась, то нас тут смыло бы всех.

— Это да… Профессор… Только вот, что я тебе скажу, Павлик, — Семёныч пристально посмотрел на него. — Это между нами, но вот чего…

Он остановился и воровато оглянулся. На дорожке, впереди и позади, никого не было видно. Только высоко в небе пролетела серая птица.

— Профессор наш чудить что-то стал, — сказал старик заговорщицким тоном.

— Это как? — Павлик немного удивился. Это было что-то новое.

— А так! Задумывает что-то! С Кирсаном шушукается. Я так думаю, плыть куда-то задумал. Он тебе ничего не говорил?

— Да нет…

— А Димочка? Он ведь с Профессором не разлей вода, — старик улыбнулся нехорошей улыбкой.

— По-твоему, мы с ним разговариваем сейчас? — скривился Павлик.

— А, ну да…