На обочине канона (СИ)

— Ничего не имеет смысла, если оно делается для себя, — продолжает монах, и я чуть расслабляюсь, вновь поймав нить рассуждения. — Если человек делает всё это только лишь затем, чтобы заработать себе ещё больше денег, поставить в доме ещё одну ненужную вещь, съесть ещё один изысканный ужин, то вся его жизнь не имеет смысла. И он, придя к этому рано или поздно, истощает свои силы и заканчивает свою жизнь… или начинает лишать жизни других.

Джирайя тихонько подсаживается к костру и, улыбнувшись, принимается черкать что-то в своём блокноте. Старик тем временем продолжает:

— Но стоит лишь поставить себе цель внешнюю, жить, трудиться и умирать, если потребуется, не для себя, а для людей, что тебя окружают, как сила твоя становится воистину бесконечна. Таков был Хаширама-сама. Он был очень силён, и цель выбрал себе под стать — всей душою желал он прекратить междоусобицы и кровопролитие, в котором приходилось участвовать даже маленьким — куда младше вас — детям. И эта цель придала ему ещё сил, сделала его и вовсе непобедимым. Я помню огонь, что горел в его глазах, волю, что вела его к мечте, что казалась другим несбыточной и глупой. Эта воля сокрушала любые препятствия. Но в одиночку и он бы не смог достичь задуманного. Люди поверили ему, пошли вместе с ним к заветной цели, и так победили. Так и вы. Поддерживая друг друга, помогая друг другу, открывая друг другу душу, вы сами становитесь сильнее. Пока Воля Огня горит в вас и в тех, кто стоит с вами рядом, ничто не сможет вас сломить. Ни прошлое, — он пристально посмотрел на Йоко. Затем перевёл взгляд на нас и закончил, — …ни будущее.

На поляне повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиваньем горящих сучьев. Не знаю, был ли тому виной талант и опыт монаха, или общая романтика вечера у горящего костра, но пробрало даже закалённого просмотром предвыборных дебатов попаданца.

— Простите, Фудо-сама, — откашлявшись, прерываю я молчание. — Но для чего живут все-все шиноби Конохи? Какая самая главная цель ждёт нас в самом конце?

— Мудрый вопрос, Инаби-кун, — щурится старик, и мне на секунду даже становится неловко, словно я и вправду школьник, которого похвалил взрослый дядька. — Сенжу Хаширама мечтал о мире, где детям не нужно будет умирать на войне. И мы серьёзно продвинулись к осуществлению этой мечты. Однако встречаются в мире люди, события и явления, которые мешают нам и дальше идти по этому пути к всеобщему миру. А то и отбрасывают назад. Сейчас наша цель — чтобы жили наши товарищи, наши женщины и дети. Если не сворачивать с выбранного пути, то когда-нибудь весь мир примет Волю Огня.

— Получается, чтобы не было войн, нужно сначала победить все другие страны? — хмурюсь я. — А можно как-то по-хитрому сделать, чтобы не воевать, а чтоб они сразу приняли Волю Огня? Там ведь у них, наверное, тоже дети…

— Нельзя! — вспыхивает Такеши. — Нельзя ни о чём договариваться с этими уродами из Тумана и Облака! Им плевать на детей! Они не жалели детей моего клана, когда уничтожали Узушио!

— Хочешь стать как они? — просто спросил Фудо-сама.

— Э-э… я… — Узумаки покраснел так, что аж в отсветах костра заметно стало. — Нет! Не хочу! Но они же…

— Рано или поздно тебе придётся выбрать, на какой путь ступить, — продолжает вещать монах. — Ты можешь выбрать путь разрушения и уподобиться врагам, напавшим на твой клан. Так поступил Учиха Мадара. А можешь, как Сенжу Хаширама, пойти по пути созидания, и поставить целью не убивать врагов, а возродить свой клан, вернуть ему былое могущество и превзойти. И защищать его от новых нападений, конечно же.

Такеши притих и опустил взгляд.

— Ты же, Инаби-кун, вполне прав. И если есть возможность добиться цели, не проливая кровь, то следует ей воспользоваться. Нынешний Хокаге не стал воевать с Сунагакуре, а договорился с тамошними шиноби. Наши деревни вместе защищаются от общего врага. Но знай, юный Учиха. Случается такое, что все хитрости, увёртки и дипломатия оказываются бессильны. И если вовремя не понять этого, обманешь только сам себя. Тогда остаётся лишь стиснуть зубы, идти вперёд и драться, как велит Воля Огня в твоём сердце. Когда-нибудь, надеюсь, нескоро, ты поймёшь мои слова.

Настала уже моя очередь уставиться в костёр. Сенсей улыбаясь, делает вид, что не следит за разговором и вообще оно ему неинтересно.

Помолчав ещё немного и распределив дежурство (как же, настоящий боевой выход — надо соответствовать!) тихонько укладываемся спать. Но я ещё долго ворочаюсь и смотрю на льющийся меж неподвижных веток свет полной луны. Очень надеюсь, что старик всё же не прав, и моя хитрая комбинация удастся. Эх, знать бы, как там Хатаке-сан?..

*

Сасори разбудило шуршание песка. Оно было… неправильным. Каждый звук в пустыне имел свою тональность и значение — будь то почти неразличимый скрип быстрых шажков юркой ящерки или шорох перекатываемых ветром одиночных песчинок. В свои юные лета Сасори уже отлично умел отсеивать фоновый шум, обращая внимание лишь на то, что не укладывалось в привычную картину.