На обочине войны (СИ)

   - Меня отцом Алексеем зовут, монах я. Но ты можешь звать дядей Лешей, не до этикету, согласен?

   Он замолчал, давая гостю возможность назваться, но паренек лишь немного сдвинулся в сторону от огня, и то добре. Еще полыхнет. Ох-хо-хо, сколько их таких осталось грязных, да тощих пасынков войны.

   Монах - это хорошо, отстраненно подумала она. Из прошлого всплыла картина - высокий каменный храм, нарядные огоньки свечей, черные ряды монашек, светлые лица - резким контрастом со строгой одеждой. Как давно и как тяжко. Она научилась жить сегодняшним днем. Еда есть - хорошо, тепло - еще лучше. Прошлое осталось в прошлом.

   Монах наклонился, подобрал с земли несколько досок от ящиков, никак с какого-то склада притащил, бросил в костер. Тот жадно заурчал, принимая подачку, рассыпая в благодарность веер золотистых искр.

   За пазухой черной куртки внезапно тихо запищало, а затем оттуда высунулась остренькая крысиная мордочка, с любопытством оглядела гостью, жадно принюхалась.

   Та качнулась назад, не сумев скрыть отвращения - крыса! Вот кто прекрасно чувствовал себя в разбомбленном городе. Их писк по ночам не давал уснуть. Их лапки царапали нейлон, пытаясь забраться внутрь спальника. Добраться до живого мяса... Враг - серый, мелкий и беспощадный. Враг, которого ей было по силам убить.

   - Не пугайся, - мужской голос прорвался сквозь пелену ярости, - это Матильда. Не смотри, что она всего лишь крыса. Эта тварьюшка спасла мне жизнь, - и он ласково почесал зверька за ухом.

   Гость недоверчиво фыркнул и повел плечом, мол, заливай, дяденька, мы и не такие байки слыхали.

   - Не веришь? А зря, - он помолчал, прошлое накатило, обдавая запахом гари, пыли, заставляя заново пережить ощущение боли и отчаянья. - Когда в наш монастырь угодила бомба, я как раз в нижнем храме был. Послушание у меня - часы читать. Мой черед и наступил, когда рвануло. Кельи, храм - все в один миг в кучу руин превратилось.

   Очнулся - голова, как в тумане. Дернулся - руки, ноги вроде целы. Только куда ползти, когда вокруг один камень? Подумалось, что видно Господь лишил меня легкой смерти, помучиться за грехи дал. А тут слышу - пищит кто-то, да так жалобно. Рукой пошарил - темно же вокруг, не видать ничего. Щупаю - мягкое что-то. Под ладонью трепыхается, а в сторону сдвинуться не может. Хвост камнем придавило. Подполз я ближе, повезло, что камень краешком хвост зацепил, высвободил животинку. Думаю, пусть хоть кто-то из завалов живым выберется. Сам помирать собрался. Молитвы прочитал, у всех прощения попросил, все честь по чести. Не тут-то было. Слышу, опять кто-то пищит. Досада меня взяла, я тут в блаженное состояние вошел, к небесам почти приблизился, а тут писк надоедливый. А тот не утихает, все громче и нетерпеливее становится. Делать нечего, пополз на звук. Любопытно стало - кто там так из серых надрывается и по какому поводу. А писк, словно нарочно, ближе не становится. Я за ним, он от меня. Так и ползли. Потом я уж догадался, что крыса меня на поверхность выводит. Проход нашла и за мной вернулась.

   - Так уж и вернулась, - гость, наконец, не выдержал и подал реплику. А голосок-то оказался тонким, чисто струна - тронь и зазвенит, - может медленно выход искала, а вы за ней. Так и выбрались.

   - Выбрались, - согласно кивнул отец Алексей, - правду говоришь, медленно шла, возвращалась, когда я не в тот проход между камнями, да балками сворачивала, ждала, пока протискивался в особо узких местах. А затем, когда я уже свет увидел, да на него пополз, сидела, ожидаючи, на улице на пригорке. Правда, Матильда?

   Крыса еще в середине рассказа вылезла из-за пазухи, взобралась на колено, а теперь, услышав свое имя, чихнула, потерла лапками усы. В отблеске костра на сером хвосте мелькнул белой полосой шрам.

   - Ну, хватит, сказками тешится, а то ужин пригорит. А ты, не серчай, что за пацана поначалу принял.

   Гостья напряглась, но в спокойных размеренных движениях мужчины не было угрозы. Отец Алексей достал ложку, обтер об рукав.

   - Ну, давай пробовать, - он зачерпнул полную ложку супа, подул, осторожно пригубил. Хотел было пошутить, но слова замерли, жадный взгляд голодного звереныша пристально следил за каждым его движением, ноздри втягивали запах, а сама гостья подалась вперед, сглатывая слюну.

   - Готово, вроде, - смутившись, пробормотал, - ложка есть?

   Гостья еле заметно мотнула головой, и в её глазах промелькнуло отчаянье. Даже секундное промедление смерти подобно.

   - Погодь, у меня деревянная есть. Сам вырезал. Вечером, знаешь, делать нечего. Вот руки себе работу ищут.

   Он покопался в рюкзаке, достал завернутую в полиэтиленовый пакет ложку, протянул девушке. Сам помедлил, глядя в огонь, прошептал молитву.

   Гостья, как её не хотелось есть, не рискнула начать без хозяина.

   - Господи, благослови наше еде и питье, - широкий крест размашисто накрыл костер и котелок.

   - Вот, - из кармана куртки на свет появилась банка тушенки.