Она еще походила, села на диван, встала и снова начала ходить.
– Легенду мы придумали по дороге. Разлогов как будто умер, я его нашла, никого не поставила в известность, кроме, может, каких-то иркутских родственников, хотя у него там и нет никого! И гроб с телом увезла на родину. Здесь, в Москве, вряд ли кто-то станет спрашивать у меня документы, подтверждающие его смерть. Их имеет смысл спрашивать, если только в смерти есть какие-то сомнения, а Разлогов сказал, что сомнений ни у кого никаких не будет. И позвонил Косте Хорсту.
Волошин вдруг усмехнулся.
– Да-да, – сказал Глафира, – вот именно.
– Генеральному директору Первого канала, что ли? – изумился Дэн.
– Ну да. Они в одном институте учились, Костя тоже химик. Только он немножко раньше закончил. Они разговаривали довольно долго, и Разлогов его убедил. В «Новостях» должны были сказать о смерти Разлогова, и сказали. Через некоторое время должно было выясниться, что это сообщение… не подтвердилось.
– Здорово, – оценил Волошин. – Просто прекрасно. То есть предполагалось, что убить его мог каждый из нас. И я мог. И Варя. И Марина Нескорова. И… я не знаю… водитель. Или, например, твой Прохоров. Так?
– Да, Марк.
– Здорово, – повторил Волошин.
– Он пробыл в Иркутске всего два дня, позвонил мне оттуда, а потом уехал на Заворотный.
– Куда он уехал?!
– Так называется место на Байкале. Мыс Заворотный. До него на корабле идти дня два. Добраться можно только по воде, а зимой по льду, но тогда лед еще не встал. Там лесником дядя Володя, брат его отца. Отец давно погиб, он геологом был, их всех сель накрыл, а дядя жив-здоров, живет на Заворотном. Вокруг только горы и Байкал. До ближайшего жилья километров двести в одну сторону и в другую… столько же. Мобильная связь там, конечно, отсутствует. Разлогов сказал, что должен побыть один. Что подумать должен.
– И все это время он… думает на Заворотном?!
– Да, – отрезала Глафира. – А я думаю здесь. И много чего надумала.
– Подождите, – вдруг тоненьким голоском попросила Варя, – подождите, пожалуйста! То есть Разлогов жив?! Он на самом деле не умер?
– Нет. Не умер. Он на самом деле жив.
Варя обвела всех глазами.
– Но это значит, что все… хорошо, да?! Господи, как я переживала, когда он умер! То есть когда я думала, что умер! Я думала, что…
– Варя, – перебил Волошин угрожающе, – прекратите.
Но она уже всхлипывала, слезы потекли по щекам, попадали на очки, и она сняла их сердитым, решительным движением.
– Вы не понимаете, – говорила она и вытирала мокрые щеки, – вы не понимаете, Марк! Я так любила вас… обоих, и так гордилась вами, и мне так хотелось быть вам полезной, и чтобы у вас все получалось в этой вашей невозможной работе, и когда Разлогов умер, то есть он не умер… Господи, как хорошо, что он не умер!..
Глафира вытащила из коробки, стоявшей на стойке, бумажные салфетки и сунула Варе. Та прижала их все к лицу. Плечи у нее вздрагивали.
– А документы на землю куда делись? – Это Волошин спросил.
– А никуда они не девались. Разлогов забрал их с собой. Он сказал, что они вполне могут быть мотивом. Он не понимал, из-за чего его хотят убить! А тебе они зачем понадобились, Марк? Зачем ты кинулся их искать?
– Да затем, что они пропали! – злобно сказал Волошин. – В сейфе на работе их не оказалось, а они всегда там были. Тогда я решил, что Разлогов вполне мог забрать их домой, сюда. Я должен был посмотреть их
– Так не говорят, – машинально поправила Глафира. – Он мог умереть
Дэн Столетов тихонько улыбнулся. Филфак – это правда хорошее образование!..
– То есть ты хотел, чтобы грамотный адвокат объяснил тебе, что нужно сделать, чтобы я ничего не получила, да?
– Да. Может, есть какие-то лазейки в законе!.. Ты бы осталась с носом, а там судись сколько хочешь!.. – Он вздохнул. Сердце успокаивалось понемногу, и он стал оживать, как оттаивать. – Да, в общем, дальше уже наплевать, отсудишь так отсудишь, но все равно я бы заставил тебя беситься и страдать из-за денег, которые могут от тебя уплыть. Ты же алчная, расчетливая дрянь. Ты довела Разлогова до сердечного приступа.
Глафира кивнула.
Варя все плакала. По одной вытаскивала из коробки салфетки, утирала глаза, комкала и складывала на стойку. Перед ней теперь лежала дюжина маленьких бумажных снежков.
– После того как Дашка ушла, я просто не мог…
– Не надо мне ничего объяснять, – перебила Глафира. – Я все понимаю.