На одном дыхании!

У нее были горячие тонкие пальцы, и Волошин сильно сжал их, притянул ее к себе и опять поцеловал растерянным поцелуем, потому что совсем не знал, как еще можно ее удержать.

Она вывернулась и вырвала руку.

– Не уходите.

– Да что за наказание такое!.. Где же куртка?

И посмотрела на него несчастными, перепуганными, понимающими глазами.

– Варя, что мы делаем?

– Я не знаю, – она вдруг шмыгнула носом. – Вы все неправильно поняли, Марк Анатольевич!

Он обнял ее, прижал к себе, и чайника между ними не было, и она была легкая и теплая, славно пахнущая и как будто давно узнанная им, вся, от макушки до пяток. Некоторое время она еще сопротивлялась, щетинилась, противилась, хотя стояла совершенно неподвижно, а потом переступила ногами и обняла его за шею жаркими крепкими руками. И положила голову ему на плечо.

– Ну какая разница, – произнесла она и потерлась об него носом, – ну какая разница, что потом будет. Сейчас-то мы здесь…

– Здесь, – повторил Волошин, думая только о том, что она так близко.

– Ты потом все себе придумаешь, – продолжала она быстро, – и найдешь какие-нибудь объяснения. А сейчас уже поздно, Марк.

– Все мои объяснения оказываются чепухой и враньем.

– Ты придумаешь какие-нибудь другие объяснения.

– Не хочу никаких объяснений.

– Но тебе же надо из-за чего-нибудь страдать.

– Мне надоело страдать.

– Тогда не страдай.

Он собирался наказать ее и уж почти начал, но из наказания ничего не вышло. Сердце билось легко и свободно, рукам было горячо, и везде было горячо, как будто он весь наполнился огненной лавой, распиравшей его изнутри. Все перестало иметь значение, даже то, что в последнее время он был не человеком, а шпицем-мизантропом Доном Карлосом! Вдруг он перестал быть шпицем и сделался мужчиной, совершенно нормальным и полноценным, не боящимся ежесекундно умереть от сердечного приступа.

Он больше вообще ничего не боялся.

Он прижимал ее к себе, целовал, отпускал, чтобы перевести дух, и снова прижимал, и она целовала его, и их шатало из стороны в сторону, и в конце концов что-то откуда-то свалилось им на головы, и оказалось, что свалилась Варина куртка.

Варя отпихнула ее.

Потом тоненько засвистело, и Волошин подумал, что у него звенит в ушах, но свист все не прекращался, только усиливался, словно где-то недалеко дули в свисток. Они оторвались друг от друга и посмотрела по сторонам – он налево, она направо. Никаких свистков. Только дубовые полки с книгами. Ему жалко было терять время на какой-то дурацкий свист, и он взял ее за голову и притянул к себе, но Варя сказала:

– Подожди.

– Да наплевать.

– Нет, это где-то у нас.

– Где… у нас?

– В твоей квартире.

Они опять прислушались и опять посмотрели – она налево, он направо.

– Чайник, Марк! – вдруг вскрикнула Варя. – Мы забыли чайник! Он же у тебя со свистком!

– У меня электрический чайник, а они не бывают со свистком!

– Разве? Не бывают?

И они бросились на кухню, и выключили чайник, стоявший на плите, вовсе не электрический! Пар из него валил так, что окна запотели.

– Где ты его взяла? Я сто лет его не видел!

– Вот тут. На полочке. А что такое?..

Тут им стало очень весело, и они обнялись и хохотали – это же очень смешно, что они забыли про чайник!.. А потом опять начали целоваться, и Волошину это тоже почему-то было очень весело.

Вот никогда в жизни он так весело не целовался, как нынче вечером на собственной кухне с собственной секретаршей!..

И вообще он редко целовался. Даша ничего этого не любила. А может, любила, но как-то так, что он этого не понял. А может, просто его не любила.

Она говорила всегда, что он слишком «правильный» и потому скучный человек, только она говорила не скучный, а «пыльный».

Ты такой же пыльный человек, как твой дедушка с его книжными шкафами!..

Она никогда не видела его деда, но почему-то обожала сравнивать его с Волошиным, как будто Волошин тоже был дед. Или он на самом деле сразу, с самой молодости стал стариком, и она всегда видела в нем только шпица Дона Карлоса?..

Но Варя ничего не знала про шпица и про то, что Волошин «пыльный»!..

– Я о тебе мечтала, – вдруг тихонько сказала она ему на ухо, когда он оторвался от нее, чтобы перевести дыхание. – Правда, Марк. Я сначала мечтала о Разлогове, а потом о тебе. Я знаю, что это неправильно и что все секретарши всегда влюблены в своих начальников, но я… мечтала.

– Не придумывай.

Она вдруг засмеялась и посмотрела ему в глаза. Странное дело, но до этой секунды она понятия не имела, какие у него глаза. Оказалось, карие, очень темные.

– А можно немножко?

– Что?

– Немножко попридумывать?

– Нет, – отрезал Волошин. – Ты что-нибудь не то напридумываешь!

Но пока все было «то», и даже холодный кожаный диван, с которого она так неловко съезжала сегодня утром – а кажется, что в прошлой жизни! – не отпугнул и не остудил ее.