С трудом добрался до сушника, наломал его и, свалив в кучу, начал зажигать одну спичку за другой. Они гасли от ветра. Наконец, пламя лизнуло сухую хвою и начало охватывать хворост. Приятно потянуло дымком. Салим подсел поближе — в лицо полыхнуло жаром. Привалившись на ветви и протянув больную ногу к огню, под напев ветра в деревьях задумался. «Один в тайге! И никто тебя Салимка, не вспомнит. Жив ли ты, не приключилась ли с тобой какая беда? Сам о себе только думай. Нет у тебя товарищей, словно зверь в лесу. Хорошо добыл — похвалить тебя некому, плохо добыл — совета никто не подаст. Эх, худо, Салимка, худо! Один-одинёшенек, неугомонная твоя голова!» Вспомнилась избушка на Караголе: сейчас, наверное, пришли охотники с промысла, обрабатывают шкурки и рассказывают друг другу что-нибудь или песню затянули, ту, которая про степь. А может, его вспомнили и ругают. Ушёл, скажут, Салимка, дурная его голова! Худо ему было в степи с нами, мы ведь и обиды-то на него не имеем. Захотел жить единоличником, ну и пусть. Туда ему и дорога, и жалеть его нечего… Мысли, одна тяжелее другой, лезут в голову. Гудят деревья под напором ветра. Где-то недалеко воют волки. Страшно одному.
Под утро задремал у костра. Приснился сон. Нашёл его Тимофей в тайге, тычет в лицо пальцем и говорит: «Вот он, Салимка, вот он, трус. Опозорился и сбежал». Вздрогнув, проснулся: ветер качает сучок на поваленном дереве, к которому прислонился Салим. Сучок упирается в щёку, словно кто-то невидимый в предутренней мгле тычет ему пальцем в лицо. Надо итти! Через силу поднялся, засыпал снегом догорающие угли и зашагал на одной лыже, превозмогая боль в ноге.
В нетопленной избушке холодно и пусто. Свалив у порога добытых зверьков, Салим разжёг печурку и, присев на кедровый чурбак, снова задумался: «Вот и пришёл на стоянку. И опять один. Всю зиму здесь живи — никто не зайдёт, слова доброго не скажет. Так, наверное, и говорить можно разучиться. Как это раньше в одиночку промышляли? Нет, Салимка так не может, Салимка не привык жить без товарищей…»
А буря не утихала. Снежный буран валил засохшие деревья, подбрасывал вверх и кидал на землю молодые сосенки, около избушки рухнул кедр-великан, привалив дверь своими сучьями, и Салим с трудом сумел открыть её, чтобы выйти и набрать снегу на чай. Так продолжалось трое суток. Томясь в одиночестве и безделье, Зайнутдинов всё чаще и чаще мысленно возвращался к Караголу. «Охотники сейчас, наверное, на промысле. Какая же добыча у Тимофея? — соображал он. — Не отставали мы с ним друг от друга. Благинин, тот, конечно, впереди идёт. Хороший охотник! Сейчас пробует по кругу лисиц отлавливать, как Афанасий Васильевич рассказывал. Получилось ли? А может тоже там сейчас непогода разыгралась. Собрались в кружок охотники, заряжают патроны, просаливают лыжи и ведут между собой разговоры, или Ермолаич книгу вслух читает, а остальные слушают. Какую же он последний раз читал, когда Салимка ушёл из избушки? Ага, вспомнил: «Далеко от Москвы». Об интересных людях там рассказывается. Инженер Беридзе, Алексей Ковшов, шофёр Мохов, а Умара-то, Умара. Магомет каков, а? Какие трудности они переживали, когда на востоке нефтепровод строили, а ведь победили. Вот это люди, не то, что ты, Салимка. Ты вроде этого, как его? Кузьмы Кузьмича. Так тот хоть понял свою ошибку и стал хорошим человеком, а ты всё ещё прячешься».
Вспомнил семью. Фатьма, наверное, ругается, а может быть от обиды иногда и всплакнёт потихонечку, чтобы дети не видели. А маленький Сафи всё спрашивает: «Где ата? Скоро ли он пряник принесёт?» Не хорошо, Салимка, не хорошо! Вернуться тебе надо назад, сказать, что виноват, что больше этого не случится».
Ночью, когда в избушке стало темно и особенно почувствовалось одиночество, Салим решил: «Вернусь! Вот утихнет непогода, и вернусь». Созревшее решение успокоило его, и он уснул впервые за последние дни крепко, без снов.
Когда же утихла буря, он набил шкурками кожаные мешки, нашёл колхозных лесорубов и уехал с попутной подводой домой.
Фатьма обрадовалась его возвращению.
— Совсем домой? — было её первым вопросом.
— Совсем. Пойду на участок…
— Давно бы так, — облегчённо вздохнула Фатьма.
— Салимка много-много думал…
Однако парторг сам приехал к Зайнутдинову.
Когда Салим складывал в вещевые мешки охотничьи принадлежности, продукты, у ворот остановилась кошёвка, из которой легко выпрыгнул Жаворонков. Войдя в избу, Жаворонков приветливо поздоровался с Салимом и Фатьмой, присел на табурет, не торопясь закурил и спросил:
— Ну, как здоровье у дочери? Так же?.. А я вот путёвку для неё привёз. Только вчера получили из Курортного управления. Отправляйте её. Санаторий хороший, обслуживают большие специалисты. Быстро поставят на ноги, и мы с ней ещё спляшем на первомайском празднике.
Салим растерянно ерошил на голове чёрные щетинистые волосы и молчал.
— Ты что молчишь, Салим, или недоволен?
— Нет, я так, — смутился Зайнутдинов. Вот вы путёвку привезли, а ведь я не ваш работник. Ушёл от вас…
Василий Кузьмич Фетисов , Евгений Ильич Ильин , Ирина Анатольевна Михайлова , Константин Никандрович Фарутин , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин , Софья Борисовна Радзиевская
Приключения / Публицистика / Детская литература / Детская образовательная литература / Природа и животные / Книги Для Детей