На окраине Руси. Мифология и язычество балтов

В «Трудах Московского археологического общества» (Древности. Вып. 2. М., 1867) Киркор в статье Антоколь, преклоняясь пред Нарбуттом, также говорит, что литовская Валгалла, или Пантеон, была на том месте, где теперь военный госпиталь; что на развалинах этого храма в XVII столетии князь Сапега построил палаты в прекрасном готическом стиле и что костел Св. Петра построен на месте капища богини Мильды. В «Известиях же Имп. археолог. общ.», т. I, СПб., 1859, говорится о Пантеоне следующее: «У меня есть рисунок, изображающий этот Пантеон. Подлинный рисунок сделан в минувшем столетии архитектором Росси и ныне находится, кажется, в Щорсах у графа Хребтовича; но Росси нарисовал этот храм, руководствуясь описанием его в старинной рукописи, находившейся у двух профессоров Виленского университета. Где теперь эта рукопись, неизвестно».

Жаль, что Киркор не приложил к своей статье этого любопытного рисунка! Видно, и архивы Сапегов в Деречине неполны, когда Нарбутт не мог, с своей стороны, найти в них ничего подобного.

Людвиг из Покевья (Юцевич) говорит (с. 229), что костел Св. Петра построен Михаилом-Казимиром Пацом для ксендзов – каноников латеранских (lateranensis), месте бывшего литовского Пантеона, причем ошибочно ссылается на Нарбутта, который вовсе этого не утверждает.

Но где же именно был литовский Пантеон: на месте ли нынешнего военного госпиталя или где костел Св. Петра?

Стрыйковский, Гржибовский (гл. XI, с. 90), ксендз Карпович в проповеди 29 июня 1788 года (Вильна, академическая типография) и другие польские писатели доказывают, что костел Св. Петра во времена Ольгерда (который, по влиянию своей супруги Марии, княжны тверской, будто бы также принял св. крещение) построил пред 1380 годом Петр Гастольд (Grastowd), воевода виленский, принявший христианство и сам вступивший впоследствии в францисканский орден, на месте прежней языческой святыни, посвященной всем богам, наподобие римского Пантеона, и назвал его своим именем Петра и что Гастольд собственноручно, против дверей костела, посадил липу, которая была в крепком состоянии еще в 1621 году и превышала главы самого костела, почему и называлась Гастольдовою липою. Но М. Балинский категорически отвергает год основания костела, потому что Ольгерд, повелитель обширных языческих земель, не мог уничтожать храмов господствовавшей тогда языческой религии. Он только толерировал христианство; но момент разрушения культа Перкуна был еще далек. Следовательно, Ольгерд не мог допустить замены языческих храмов христианскими церквями, но вернее, построил церковь Св. Петра, в память отца, сын Гастольда, во времена Ягеллы и посадил «липу Гастольда».

Чтоб прийти к окончательному заключению, где именно находился Пантеон всех литовских богов, нужно принять во внимание следующее:

Стрыйковский не указывает места этого храма и говорит глухо – на Антоколе, Гржибовский, Карпович, Балинский, Юцевич и другие писатели категорически утверждают, что эта Валгалла находилась на месте нынешнего костела Св. Петра; только Нарбутт и Киркор переносят ее на место сапежинского дворца, а основанием костелу Св. Петра дают капище Мильды, находившееся в Гедиминовском саду; но Киркор не авторитет, а компилятор и безусловный поклонник Нарбутта; Нарбутт же во всей мифологии своей сказал мало правды.

Грюнау, немецкий монах из Толвемит, Стрыйковский, жмудский каноник, и Ласицкий, протестантский пастор из Лык, в хрониках своих распространили о литовской мифологии заведомо ложные сведения и в продолжение трех веков держали ученый мир в заблуждении. Нарбутта обвиняет новейшая история в том, что он не только не очистил критикою означенный сведения, но подобострастно повторил их и даже поддержал разными (впрочем, весьма неудачными) доводами ту ложь, в которой сами авторы иногда сомневались. Поэтому профессор Мержинский в одном из писем к автору настоящего сочинения говорит, что «как Грюнау для немецких, так Нарбутт для польских молодых писателей были истинным несчастием». Не говоря о Киркоре, Нарбутт погубил и Крашевского. Последний на зыбком основании, т. е. на вере в Нарбутта, построил три прекрасные поэмы: «Витолерауда», «Миндовс» и «Витольдовы битвы», носящие общее название «Анафьелас», гора блаженства, рай. Поэмы эти потому именно, что они прекрасны и написаны звучным поэтическим языком, и принесли неисчислимый вред: они воспевают несуществовавший литовский Олимп. Весь образованный мир, кому доступна поэзия Крашевского, увлекся ими, изучил их и уверовал в существование богов, придуманных досужими писателями. Вера эта, вместе с поэмами, переходит из поколения в поколение и утверждает в умах превратные понятия об истинной стороне дела, критические же разборы древненародных верований, по недоступности и непопулярности их, знакомы не всякому.