На Олимпе

Ночью трое все же решились на «подвиг» и, выхватив заточки, метнулись ко мне. Естественно, всем троим одновременно было не подойти, этим я и воспользовался. Первого встретил ударом кулака в нос, он никак не ожидал, что у меня руки окажутся длиннее, чем его, да еще и с заточкой. Он просто не понял, что я принял заточку в свой живот, сокращая таким образом дистанцию. Было не больно, давно уж привык к такому. Первый слег, точнее, уронив шедшего вторым, свалился на пол, даже не пытаясь схватиться за разбитый нос. Силу я немного сдержал, но всё равно, думаю, не жилец он. Второй, из-за помехи в виде первого упыря, опоздал с ударом, за что и был наказан. Удар в грудь от меня – это как кувалдой. Ребрам амбец, штуки три-четыре точно сломал. Последний из этой троицы застыл деревом, но его это не спасло, разве что бить сильно не стал. Так, с ноги зарядил по колену, выворачивая его в обратную сторону, да и все. Остальные сидельцы задумчиво смотрели на действо под названием «избиение младенцев» и боялись пошевелиться. Испортили идиллию менты. Дежурные, в количестве трех бойцов, влетели в камеру и заорали:

– Всем на пол, суки, что за буза?

Один, самый здоровый из охранников, попытался подскочить ко мне и ударить дубинкой, но я его не звал.

– Тоже рядышком лечь хочешь? – спросил я, указав на лежавших.

Милиционер-охранник аж застыл от моей наглости. Я же спокойно сел на нары.

– Тащите этих в больничку, а то еще сдохнут, вам потом неприятности будут.

– Думаешь, тебе это сойдет с рук, американец? – фыркнул конвоир. Ага, ну, теперь становится понятно, за что меня задержали. По крайней мере, я так думаю.

– Да мне насрать, – просто бросил я.

– Посмотрим, как у стенки заговоришь. Или на зоне, там не такие, – он кивнул на побитых зеков, – будут. Сломают на раз-два, и не таких ломали.

– Я же сказал, мне насрать! – повторил я. – Это ваши начальники не знают, кого пытаются засудить, стоило для начала узнать.

– Да все о тебе знают, американец. Ты же наш, дезертир. Обосрался на фронте и убег…

– Знал бы ты, чучело, как я обсирался на фронте, так бы не говорил. Таких, как ты, из лагерей кучу вывел, да и начальников ваших, вертухаев, столько же. Только и умели, что лапки задирать, да трем фашистам в плен сдавались толпой и с оружием!

Хрясь! По роже прилетела плюха, но отвечать не стал.

– Доволен? Если ударю я, тебя унесут. Идите уже, да сообщи начальству, поговорить надо.

Охрана вышла, унося с собой побитых урок, один вроде уже отходил, насколько я понимаю в травмах. Конечно, ни к какому начальству меня не позвали. Ночь прошла спокойно, оставшиеся урки сидели тихими мышками и не отсвечивали. Утром вместо завтрака меня повели на допрос.

– О, какая компания! – удивился я искренне. В кабинете было полно народу, некоторые из охранников с оружием.

– Сесть! – приказал один из ментов, в форме с погонами капитана. Голос резкий, высокий и противный.

– Ты еще «Голос» скомандуй! Собаковод хренов…

И тут все пришло в движение. Стоявшие ближе всех ко мне вертухаи, взмахнув дубинками, рванули ко мне. Расстояние было никаким, поэтому начал работать сразу. Я был в таком отличном настроении, давно хотел порезвиться. В Америке в последний раз развлекался, правда, там просто пальба была, а тут… Хотелось именно в рукопашную сойтись. Да и претензий с прошлой жизни к представителям этой профессии накопилось, вот и развлекусь немного. Но опять не в полную силу. Не хотелось валить наглухо, хотя и бесили они меня. Когда трое самых здоровых улеглись на полу, я спокойно сел на стул. Трое наставили на меня пистолеты, но я не обращал внимания.

– От пули тоже увернешься? – уже мягче спросил следак. А капитан был именно следаком.

– Не-а, они от меня отскакивают, – хмыкнул я. – Думаешь, как я в тылу у фрицев выжил?

– Ты сбежал с фронта. Мы все о тебе знаем. Скрылся в Америке, стал богатеем… Как жизнь-то, сладкая? Чего ж на Родину приперся?

– Нужно было, вот и приехал. А про дезертирство, это ты зря. Если знаешь обо мне, должен был узнать правду. Навешать-то вы сейчас на меня что угодно сможете, да только липа все это. Есть куча свидетелей, которые могут рассказать, как я воевал. Если живы, конечно.

– Ладно-ладно, сказочник, хватит. Что ты делал под Волковыском?

– Гулял по местам боев, не ясно, что ли? Друзей поминал…

– Это тех, что с тобой сбежали в сорок первом?

– У меня их здесь столько полегло, поверь, есть кого помянуть добрым словом. Видимо, у тебя таких нет, иначе бы понял. По моему приказу даже офицеры на смерть шли с улыбкой. Эх, были люди, жаль, что столько отребья войну пережило…

– Ты убил людей в деревне… – не став реагировать на мои высказывания, продолжил следак.

– Иди на хрен, капитан, – оборвал я его, – никогда не убивал мирных жителей. Ты и сам это знаешь, просто решил выслужиться. Когда у тебя новые трупы пойдут, вспомнишь мои слова.

– Люди безоговорочно указывают на тебя.

– Да вы прикажете, люди вообще скажут, что я Гитлер. Я не забыл, в какой стране нахожусь.