На осколках разбитых надежд (СИ)

Она только кивнула в ответ, не зная, как иначе реагировать на его слова. Костя улыбнулся ей нервно уголками губ и выпустил из пальцев ее ладонь. Кивнул и быстро сбежал по ступеням, но на площадке задержался. Снова взглянул на нее: задрал свою темноволосую голову и все смотрел на Лену снизу вверх.

Лене захотелось сбежать вниз по лестнице и шагнуть прямо в кольцо его рук. Спрятаться от всего страшного, уткнувшись ему в плечо. Но она сдержала себя. Только снова кивнула, пытаясь понять, действительно ли видит в глубине глаз Кости что-то такое, отчего так сладко сжимается сердце.

— Я вернусь, Лена. Я вернусь за вами, — повторил Костя прежде, чем сбежать по лестнице и навсегда уйти из жизни Дементьевых.

Больше Лена его не видела. Но она ни на долю секунды даже не думала ни в те дни, ни позднее, что он бросил ее.

Первое время они не знали с мамой, что им следует делать. Лена то и дело выглядывала из окна кухни на улицу и наблюдала за прохожими, старательно ища на их лицах тревогу или страх. Ничего этого не было. Все было ровным счетом как обычно — воскресный день, когда семьями или компаниями шли либо в парк, либо в театр, либо просто на прогулку. Йоффе, рано утром ушедшие на «маевку», еще не вернулись. Радио, которое Лена принесла из кухни, отозвалось молчанием. Никаких сообщений, подобно тому, что принес Костя, за два часа так и не было передано. Единственной странностью был кружащие над городом то и дело незнакомые одиночные самолеты, на которых не было видно знакомых звезд, как ни присматривалась Лена.

— Я пойду к горкому комсомола, — решила Лена, уложив Люшу вздремнуть после обеда. — Там точно должны знать, что происходит.

Правда, до Ленинской улицы Лена так и не дошла. Ее остановила Лея, попавшаяся навстречу сразу за выходом из арки. Именно соседка подтвердила слова Кости. Они с мужем были на открытие Комсомольского озера, когда по радио передали обращение Молотова. Яков как военнообязанный поспешил к военкомату вместе с другими мужчинами, а Лея решила вернуться домой, по пути завернув к матери.

— Мать считает, что нужно уезжать из города. Лучше переждать и вернуться, чем… чем по-другому, — убеждала Лея девушку, когда они возвращались в квартиру. — У вас родственники в Москве. Уезжайте к ним. А я в Вязьму поеду. У матери там брат. О квартире не переживайте — мать приглядит. Она сказала, что останется здесь, в Минске.

— Костя говорит, что это все только на месяц, не больше, — произнесла в ответ Лена, не понимая, что ей следует делать — послушать Лею или дождаться вестей от Соболевых.

— И что, если так? Говорю же — лучше вернуться потом, — Лея замерла на мгновение и положила руку на заметно округлившийся живот. — В обращении сказали, что бомбили Киев и Житомир. Мне страшно, Лена, понимаешь? Мы тоже так близко к границе…

Вечер воскресенья наполнил Минск слухами, правдивыми и ложными, когда в город пришли первые беженцы из приграничных городов. Они рассказывали страшные вещи о бомбардировках и расстрелах с воздуха, о панике, которая охватила население, о гибели Красной Армии и о стремительном натиске нацистов.

— Люди говорят, что они буквально по следам идут к городу. И что столицу республики вряд ли уже удержат. Уж слишком все вразброс, — тихо рассказывал мрачный Яков, вернувшийся к ужину из военкомата, когда всех гражданских военнообязанных отпустили до раннего утра домой. — И я им верю. Не стоит тебе завтра выходить на работу, Лея. Хейна Абрамовна права — лучше уехать на время из города.

Это был последний ужин, который соседи провели полным составом в большой комнате Дементьевых. Яков курил за столом одну за другой папиросы, словно пытаясь накуриться на месяцы вперед, и рассказывал о том, что слышал в военкомате. Брест был сдан. С Гродно тоже потеряна связь. Враг неумолимо двигался на Минск, несмотря на сопротивление Красной Армии. Все слушали его, затаив дыхание, одна только Валюша спокойно и непринужденно играла с куклой под столом, ничего не понимая из того, что происходило.

Ночью, когда разошлись по комнатам, Лена не спала. Сидела на балконе и прислушивалась к каждому звуку во дворе, ожидая знакомую чуть торопливую поступь шагов. Город затаился в напряжении и тревоге в темных домах. Только отдаленный глухой рокот, доносящийся до стороны Болотной станции, говорил о том, что что-то далеко не так в этой летней ночи, наполненной ароматами цветов и зелени. Словно откуда-то шла гроза, уже развернувшаяся за несколько километров от города и сметающая все на своем пути.

Лена так и заснула на балконе, сидя на стуле и завернувшись в мамину шаль. Убаюканная мыслями о том, что следует взять с собой в небольшой багаж, если они все же соберутся уезжать из Минска. Проснулась вместе с городом — под звуки трамвая, как обычно тронувшегося в привычный путь развозить жителей города, под аромат свежего хлеба, который привезли в булочную на углу. И под стук сапог уходящего на сбор у военкомата Якова, и глухие раскаты непрекращающейся грозы вдалеке.