На осколках тумана

Артем так стремительно приближается, что заставляет умолкнуть все страхи. Он словно давит их своей аурой, которую чувствую не только я, но и те, кто подобно льдинам, с хрустом отскакивают от этого ледокола.

Невозможно смотреть на кого-то другого, невозможно даже сделать вид, что смотришь на кого-то другого, потому что взгляд все равно прикипает именно к этой фигуре мужчины.

Даже если бы в руках у него не было белых роз, мне кажется, я бы все равно догадалась, что это именно он.

Когда он приближается к лестнице, я прижимаюсь спиной к двери и, наверное, несу в телефон какую-то чушь, потому что слышу, как Ольга в который раз повторяет: «Что? Даша, что? Что это значит, Даш?..»

Хотела бы я сама это знать.

Мужчина неожиданно останавливается у лестницы, как будто наткнулся на невидимую преграду, и с таким интересом принимается изучать собственный телефон, что на секунду мелькает сомнение. А, может, он не ко мне? Может, это не он? Не могу же я подойти и спросить… а сам он не торопится этого делать…

Он близко, но его капюшон и ветер, который теребит мои волосы, мешают рассмотреть мне лицо. И я уже молчу про цвет глаз.

А потом случается две вещи одновременно. Мужчина отрывается от своего телефона и устремляет пронзительный взгляд на меня. И в ту же секунду ветер, вдоволь наигравшись со мной, переключается на мужчину, и срывает с его головы капюшон.

Я вижу его лицо.

Нечетко, возможно, придумывая детали, которые рисует воображение и расстояние, которое все еще между нами, но вижу.

Он…

Наверное, меня спасает то, что в последнее время я не жду чудес от реальности. А еще любопытство и интерес, которые, несмотря ни на что, заставляют меня остаться, а не сбежать.

И подталкивают к тому, чтобы самой сделать шаг.

Убедиться.

Проверить.

Узнать хоть немного того, кто долго скрашивал мои вечера своим голосом. Кто был для меня загадочной аватаркой, а теперь открыто предлагает взглянуть на то, что скрывалось за ней.

Он не пытается накинуть вновь капюшон.

Не пытается ко мне подойти, хотя и знает, уверена, знает, что это я. И знает, что я понимаю, кто он.

Но он смотрит так пристально, и так властно, что не оставляет мне выбора.

И я спускаюсь к нему по лестнице.

Останавливаюсь напротив, подбирая какие-то слова, ожидая каких-то слов от него. А пока мы оба храним молчание, мой взгляд начинает скользить по его лицу, которое словно разделено на две половины.

С правой стороны глаз прищурен, возле него залегла сеть морщинок, которые в таком возрасте обычно появляются только при улыбке или же смехе, а эти как будто уже решили обосноваться на постоянной основе. Бровь чуть приподнята, и складывается ощущение, что она же потянула за собой и уголок губ, из-за чего рот выглядит искривленным. А длинная морщина, которая прорезает лоб, словно увидела своих подружек и решила замерзнуть на половине пути.

Такое ощущение, что после прогулки по лабиринту кривых зеркал, отражение решило тоже чуть-чуть прогуляться, да так и осталось. И если мысленно прикрыть рукой то, что чуждо этому лицу, то, что искажает черты, я бы сказала, что передо мной не просто симпатичный мужчина, а видный.

Не красивый, как Костя, не в моем вкусе, но видный.

Несмотря на то, что я сегодня на каблуках, он все равно немного выше меня. Хорошо сложен, хотя из-за свободной одежды трудно понять: он просто не толстый, жилистый или подкачанный благодаря тренировкам. Короткие черные волосы, чуть оттопыренные уши, которые ему даже идут. Худощавое лицо, впалые щеки, легкая небритость, которая не пытается скрыть недостатки, потому, что это все равно не поможет – просто она уместна, и в отличие от болезни, которая так изменила черты, точно на своем месте.

Глаза карие – да. Взгляд спокойный, и не жестокий, не ожесточенный, каким мог бы быть. Жесткий. Пронизывающий. Из-за чего кажется, что мужчина так сосредоточенно рассматривает мое лицо, будто ищет, где бы лучше поставить метку.

Не знаю, откуда такое сравнение, но эта мысль холодит и снова немного пугает. Мне становится неуютно под этим взглядом, запоздало хочется спрятаться, потому что я не различаю оттенков, не понимаю, почему он так смотрит, и так и не придумала, что можно сказать.

Опускаюсь взглядом к рукам мужчины, скольжу по запястьям, переключаюсь на белые розы, которые он так сильно сжимает длинными пальцами, что еще немного – и сломит длинные стебли.

И будто готовясь к этому и оплакивая участь, которая уготована, на асфальт падает лепесток. И уносится ветром, который продлевает его агонию, показывает напоследок, что жизнь прекрасна и удивительна, просто иногда, увы, слишком хрупкая.

– Неврит лицевого нерва, – голос мужчины заставляет перестать следить за лепестком и возвращает мой взгляд к себе. – Паралич Белла.

– Что? – не понимаю, о чем он.