На острие

– Ха-ха!.. Это часть того, что ты приобретешь за свои пятьсот долларов.

Я понял, что приобрел бы лишь удовольствие почувствовать, как чьи-то пальцы сдавят мою шею, а может, и укол ножа меж ребер. Тот, кто хочет что-нибудь вам продать, никогда не начнет с вопроса о вознаграждении. Подобные люди не любят встречаться на уличных перекрестках. Меня внезапно охватила такая усталость, что захотелось просто бросить трубку, но он наверняка позвонил бы еще раз.

Я сказал:

– Заткнись-ка на минуту. Мой клиент не разрешит выплачивать вознаграждение, пока девушку не обнаружат, У тебя на продажу ничего нет, и тебе не удастся выудить у меня даже доллар. Я не намерен встречаться с тобой на перекрестке, но если бы и собрался это сделать, то денег с собой не взял бы. Я захватил бы с собой пушку и наручники и обеспечил бы себе подстраховку. Затащив в местечко поглуше, я поработал бы над тобой, пока твердо не убедился бы, что ты ничего не знаешь. А под конец, возможно, тебя всего бы обмочил. Ведь по твоей вине я понапрасну потерял бы время. Этого ты добиваешься? Все еще хочешь увидеться на углу?

– Мать твою…

– Ну, нет, – сказал я. – Ты неправильно меня понял. Это твою мать…

И, оборвав разговор, бросил трубку.

– Скотина! – громко произнес я, как будто кто-то мог меня услышать. Потом принял душ и отправился спать.

Глава 2

Паула Хольдтке – так звали девушку. Честно говоря, я не надеялся ее разыскать. Но как объяснить это ее отцу? Очень трудно порой заставить человека поверить в то, что он считает невозможным.

У Уоррена Хольдтке был массивный, квадратный подбородок и открытое лицо. Масса жестких седеющих волос морковного оттенка делала еще более крупной его голову. В Манси, штат Индиана, он был дилером автомобильной фирмы «Субару». Я живо представлял, как в рекламных роликах собственной компании он демонстрирует машины и, глядя прямо в камеру, сообщает телезрителям, что самую выгодную сделку они смогут заключить только в «Хольдтке Субару».

Паула была четвертой из шести детей Хольдтке. Она училась в Манси, колледже Боллстейт.

– Его посещал Дэвид Леттермен, конечно, задолго до Паулы, – сообщил мне Хольдтке. – Вероятно, вы об этом знаете.

После окончания колледжа по классу театрального искусства она сразу же отправилась в Нью-Йорк.

– В Манси невозможно сделать артистическую карьеру, – объяснил он. – Как, впрочем, и вообще в нашем штате. Для этого надо перебраться в Нью-Йорк или Калифорнию. Но, думаю, даже если бы и не мечтала стать актрисой, Паула все равно бы уехала. Она всегда стремилась к самостоятельности. Ее старшие сестры вышли замуж за парней из пригорода, но со временем их семьи перебрались в Манси. Ее старший брат занят автомобильным бизнесом, как и я. У нас еще есть мальчик и девочка.

Они пока учатся в школе, не знаю, какими они станут, когда вырастут; но я почти уверен, что они останутся рядом с нами. А вот у Паулы всегда была неодолимая жажда странствий. Я был просто счастлив, что она не уехала раньше, еще до окончания колледжа. В Нью-Йорке она брала уроки актерского мастерства, подрабатывала в ресторанах. Жила Паула в районе западных пятидесятых улиц. Я знаю, что она участвовала в презентации «Другой части города» в театре на Второй авеню и ей досталась роль в «Очень добрых друзьях» в Вест-Виллидже.

У Хольдтке сохранилось несколько экземпляров программок, и он показал мне имя дочери и ее крошечную биографию под шапкой «Те, кто занят в спектакле».

– Ей не платили, – продолжал рассказывать он. – Знаете, начинающим обычно не платят. Просто дают возможность выступить, чтобы они могли показать себя театральным агентам, постановщикам и тем, кто подыскивает актеров для какого-либо спектакля. Вы, конечно, слышали об актерских заработках: мол, такой-то сорвал пять миллионов долларов за фильм. Но большинство годами не получают совсем ничего или работают за чисто символическую плату.

– Да, я знаю.

– И мать, и я хотели побывать на ее спектакле. Не на читке, когда актеры просто стоят и читают тексты с листа, – это не казалось заманчивым. Конечно, если бы Паула позвала, мы бы приехали, но ей не хотелось видеть, нас даже на спектакле. Она сказала, что пьеса не очень удачная, да и вообще у нее маленькая роль. Просила нас подождать, пока ей перепадет что-нибудь поприличнее.

В последний раз они разговаривали в конце июня. В ее голосе он не заметил ничего необычного. Она упомянула, что лето, возможно, проведет за городом, но в подробности не вдавалась. Больше она не звонила. Через пару недель они сами попытались связаться с ней, но безуспешно – им всякий раз отвечал автоответчик.

– Она и прежде редко бывала дома. Паула говорила, что маленькая, темная комнатушка действует на нее угнетающе. Оставаться там долго казалось ей невыносимым. И, заглянув туда недавно, я ее понял. В комнату я не заходил, видел лишь дом и вестибюль, и этого оказалось достаточно. В Нью-Йорке платят огромные деньги за жилье в зданиях, которые в любом другом городе давно бы снесли.