На острие клинка

Катерина положила руки на колени. Она знала, что Феррис притворяется, и на самом деле он не так уж и пьян. Ей было приятно присесть и отдохнуть, но, с другой стороны, она чувствовала скуку, глядя, как нобили пускают друг другу пыль в глаза. Лорд Горн и ее господин с жаром обсуждали мечников, хотя, насколько она могла судить, ни тот ни другой ничего толком не знали о предмете своего разговора.

— Да ну! — воскликнул Горн. — Какая же у них власть? Они делают, что им велят, — вот, собственно, и все.

— Однако, — возразил Феррис, — они вправе и отказаться от вашего задания. И что тогда?..

— От моего задания? — резко переспросил Горн, однако выражение единственного глаза Ферриса было кротким и невинным.

Феррис посмотрел на девушку и улыбнулся.

— Ну, необязательно от вашего, — ответил Феррис. — Это я так сказал, к примеру. Фигура речи.

— Тогда упрямец помрет с голоду, — бросил Горн. — Не возьмется один, так возьмется другой.

— А вы не усматриваете определенную опасность в том, что некий человек, отклонивший предложение о работе, при этом оказывается посвященным в ваши тайные замыслы?

— Опасность? — При этой мысли лицо Горна залилось румянцем. — Нет, пожалуй, нет. Если, конечно, мечник не перейдет на сторону противника, что маловероятно, учитывая их законы. Если он вас предаст, впоследствии ему не придется рассчитывать на новую работу.

— Тут вы совершенно правы, — Феррис повернул золотое кольцо у себя на пальце.

— Дело не в опасности, — вздохнул с облегчением Горн, который, убедившись в том, что Феррис ничего не знает об отказе Сент-Вира, был рад посудачить о подобных случаях в эмпирическом плане, — дело вовсе не в опасности, а в бесчестье. Ведь, согласитесь, мечников никто не просит думать или рассуждать. Им не надо править городом, не надо печься о собственных владениях или тревожиться о мнении вышестоящих лиц. Взять деньги и выполнить задание — что может быть проще? Вот, к примеру, мой портной ведь не отказывается шить мне камзолы для верховой езды только потому, что ему не нравятся лошади. Если вы позволите им думать, что у них есть право отклонять предложения…

— Но у них и вправду есть такое право, Аспер. — Бэзил Холлидей заерзал в мягком кресле, не в силах больше сохранять одно и то же положение. — И это самое меньшее, что мы в состоянии им дать. Они рискуют ради нас, дураков, своей жизнью, и именно мы должны предлагать им такие условия, чтобы потом не оскорбляться отказом.

— Отказ всегда неприятен, — мягко произнес Феррис и сочувственно посмотрел на Горна, — вне зависимости, от кого он получен. На самом деле, Аспер прав. Все сводится к вопросу о власти. Кому она принадлежит? Нам или им?

— У них мечи. — Лорд Холлидей посмотрел себе на руки и улыбнулся. — У нас — все остальное. Что, собственно, не имеет никакого значения, когда к горлу приставляют острие клинка.

— Каждый мужчина живет на острие клинка, — произнес нараспев Феррис.

Горн невольно рассмеялся над остроумным замечанием.

— Я говорю о том, — начал развивать свою мысль Феррис, — что именно человека заботит. Если этот предмет забот очутится в вашей власти, то в вашей же власти окажется и сам человек. Поставьте под угрозу то, что он любит, то, чем он дорожит, и тогда его судьба будет в ваших руках, поскольку выбудете прижимать к его горлу острый как бритва клинок. И таким образом, — продолжил он, — можно с пустыми руками обезоружить человека. Возьмем, к примеру, честь. Если бы вам было известно нечто, способное меня опозорить, я бы дважды подумал, прежде чем отказывать вам в какой бы тони было просьбе.

— Но честь, в нашем ее понимании, — дело нобилей, а не мечников-простолюдинов, — вмешался Горн. — Для них честь всего лишь товар, точно также, как клинки, и они тотчас забывают о ней, стоит им вернуться домой к своим шлюхам, выпивке и мелким ссорам. Они живут в Приречье как собаки. Им на все плевать — они меняют женщин чаще, чем мы перчатки, и спускают наши денежки, прежде чем мы успеваем дать им очередной заказ.

— Вы заблуждаетесь, — мягко произнес Феррис. — Абсолютно равнодушных ко всему людей не бывает. — Его лицо было обращено к Горну, но единственный здоровый глаз смотрел на девушку. — Главное — найти у человека слабое место. Катерина залпом допила херес.

— Мало кто хочет признать, но даже в Приречье людские страсти обусловлены людскими же пороками.

— С этим никто не спорит, — спокойно произнес Бэзил Холлидей.

Увидев, сколь напряжена девушка, сидевшая в другом конце комнаты, он понял, что отвлеченные рассуждения Ферриса на философские темы — уже не игра и, возможно, никогда ею и не была. Великий канцлер догадался, что сейчас у Ферриса вспыхнуло желание поиграть с властью, находящейся в его руках, — через это в свое время проходит каждый. Похоже, в своих играх Феррис предпочитал ограничиваться пределами своего особняка. Однако Холлидей никогда не судил о личных отношениях других людей: у каждого человека в городе, если внимательно приглядеться, были свои странности. Впрочем, сейчас роль молчаливого свидетеля Бэзила не устраивала.