На острие клинка

— Иди ко мне, — произнес Алек. Его голос был холоден и плавен, словно укрытые снегом склоны пологих холмов. — Иди.

Ричард покорно пересек комнату. Алек взял его за подбородок, поднял голову и поцеловал.

— Ты плачешь, Ричард, — проговорил Алек, — ты плачешь.

Слезы жгли глаза, словно кислота, а с лица, казалось, содрали кожу. Друг обнял его, и они вместе опустились на пол. Сначала Алек был груб, а потом нежен.

Когда все кончилось, Алек посетовал, что не в силах заплакать.

— Мне хочется, — сказал он, склонив голову на грудь Ричарду и впившись в него ногтями, словно боясь сорваться в пропасть, — мне очень хочется, а я не могу.

— Ну и не надо, — ответил Ричард. Его рука прикрывала голову любовника. — Чего в этом хорошего? Сопли текут, глаза краснеют…

Алек сдавленно рассмеялся и, прижавшись к Ричарду поплотнее, шмыгнул носом, пробуя, не польются ли слезы. Он вздрогнул всем телом и прерывисто вздохнул: горестно, печально.

— Плохо, — прошептал он. — Не могу.

— Не страшно, — успокоил его Ричард, поглаживая по волосам, — еще научишься.

— Если бы я знал, что ты такой в этом мастер, то уже давно попросил бы меня научить.

— Я пытался научить тебя владеть мечом. Толку от этого гораздо больше.

— Я так не считаю, — тут же ответил Алек. — Кстати, ты сейчас очень забавно заговорил. Словно стихотворение читал.

— Правда? — улыбнулся Ричард. — Я и не заметил…

— Я и не знал, что ты сведущ в поэтической прозе.

Ричард понимал, что должен быть расстроен и подавлен. Алек его полностью уничтожил. Мечник вышел из себя, утратил над собой контроль; его поведение оказалось для него самого полной неожиданностью. Но Алек подхватил его в момент падения, и это доставило другу удовольствие. А сейчас Сент-Вир и сам чувствовал себя превосходно, покуда не начинал размышлять о случившемся. Впрочем, зачем сейчас о чем-то думать? В этом нет никакой необходимости. Сейчас ему хотелось лежать так всю жизнь — чувствовать на плече голову Алека и нежиться в тепле переплетенных ног.

— Я знаю немало из поэтической прозы, — отозвался мечник, — мне ее читала мать. В основном старинные баллады — о ветре, о чьем-то лице…

Через некоторое время он начал молодеть,
Отпечаток прожитых лет истерся с его лица,
Словно ворох листьев, ветром унесенных…

— Это старинная баллада о человеке, которого забрала Волшебная королева, — пояснил Ричард.

— Я ее никогда не слышал. — Алека убаюкивали слова, и он устроил поудобней голову под подбородком Ричарда. — Расскажи мне ее.

Некоторое время Сент-Вир рассеянно поглаживал волосы Алека, пытаясь вспомнить начало. Наконец, он заговорил:

Под горой всегда тепло и светло,
Но тот свет не для глаз людских — он обманчив.
Он пытался вспомнить, как выглядит солнце,
Воскресить в памяти воспоминания о луне.
Он думал…

— Тебе надо бежать, — хрипло проговорил Алек, прижав пальцы к губам мечника. — Они не дадут тебе уйти. Ричард, я их знаю!

Мечник, не произнеся ни слова, крепко обхватил Алека за плечи и попытался его успокоить, надеясь, что его объятия помогут облегчить страдания друга. Но этого оказалось недостаточно.

— Ричард, поверь мне, я их знаю, они тебя не пощадят. — Он уткнулся лицом мечнику в грудь. Тело Алека содрогнулось, но не от плача, а от ярости.

В растерянности Ричард счел за лучшее вновь обратиться к балладе, слова которой все еще крутились у него в голове:

День шел за днем, их не сменяла ночь.
От мира оградив его…

— Мне холодно, — неожиданно сказал Алек.

Этот капризный тон был мечнику знаком, словно теплый, только что из печи хлеб.

— Ну разумеется, — ответил Сент-Вир, — мы же на полу.

— Надо перелечь в кровать. — Алек привстал на одном локте и огляделся по сторонам, — Ты только погляди на свою одежду. Вся изорвана.

— Ну, это поправимо. — Ричард проворно стянул с себя рубаху и помог Алеку подняться.

— Ты выглядишь так, словно только что сражался на дуэли, — самодовольно заметил друг.

— Много ты в этом понимаешь, — буркнул Сент-Вир, — я выгляжу так, словно с меня кое-кто пытался сорвать одежду.

— Да, кое-кто пытался.

Той ночью им было тепло — они просто не давали друг другу замерзнуть. Они провели немало часов за разговорами в темноте, а когда им не хватало слов, друзья целовались. Наконец они уснули, беспомощно сплетясь в объятиях.

Где-то под утро, когда на улице еще стоял серый полумрак, Ричард почувствовал, как Алек выскользнул из постели. Мечник даже не открыл глаза, а лишь вздохнул и перекатился на другой бок, распростершись на том месте, где простыни все еще хранили тепло тела друга.