На острие луча

— Помолчи! Да, Ужжаз, необходимость переноски может возникнуть где бы мы вас ни спрятали. Конечно, батискаф можно сделать из фотонита. Он будет легким, но все равно останется большим, жестким и неудобным. Можно оставить вам самоуправляющуюся машину, но ее вид к тому времени станет таким допотопным, что она будет предметом любопытства и насмешек, особенно в городе. Нам ничем нельзя рисковать. Кроме того, вас, находящегося в состоянии анабиоза, за сто лет могут случайно найти. Но пока я говорил, я кое-что придумал. Вы, Ужжаз, изобретете такую штучку, чтобы она, скажем, в том же батискафе, то есть примерно в семи кубических метрах воздуха уничтожала всех микробов и вирусов. Понимаете? Всех. Это по вашей части. Но чтобы эта штучка весила граммы и чтобы ее работы хватило на несколько сот раз. Справитесь?

— Раз надо, должен справиться.

— Справитесь, — сказал Квинт. — Вы на острове не такими масштабами ворочали, а тут граммы.

— Вы, Квинт и Тоник, разработаете и построите гравитопреобразователь, способный уравновесить восемьдесят килограммов и еще гравитодвигатель, могущий нести указанный вес со скоростью двести километров в час.

— Но, Фил…

— Ты же ворочал не такими масштабами. Забыл клопомуху? Самоуправляющаяся машина, гравитопреобразователь кабины — смотри, копируй, уменьшай, и чтобы эти две штуки вместе не весили и килограмма. Все!

— А ты, Фил?

— У меня свое дело. Без работы не останусь.

Квинт с Тоником убежали в подвал. Ужжаз сидел над листом чистой бумаги и задумчиво грыз кончик карандаша, а я ушел в темный чуланчик думать.

Шли дни. За обедом говорили обо всем, только не о работе, но было видно, что все довольны.

Первым ко мне, держа на раскрытой ладони маленький пистончик, подошел Ужжаз.

— Готово.

— Отлично. Испытан?

— Негде. Но я ручаюсь.

— Все, Фил! — заорал Квинт. — Смотри. Оба весят девятьсот граммов.

— Молодцы. Теперь посмотрите мое произведение.

Я вынул трубочку, на одном конце которой имелось незначительное утолщение. Я стал в нее спокойно дышать. Выдувался шар.

— А это что? — спросил Квинт.

— Смотри и молчи.

Я дышал, шар рос. Вот он уже с арбуз. Я дышу, а он растет, растет, становится темно-зеленым, уже метр в диаметре, полтора, и когда стал выше меня, я выпустил изо рта трубочку и навернул на нее колпачок. Трубочка закачалась на шаре.

— Что за пузырь такой большой? — спросил Квинт.

Все обошли его вокруг.

— Этот шар и есть батискаф. В нем Ужжаз проведет тысячи лет.

— Батискаф!? — удивился Ужжаз.

— Так его же ткни, и он лопнет, — сказал Квинт.

— А ты попробуй.

Квинт ткнул. Все сжались, ожидая мощного хлопка, но палец свободно вошел в шар.

— Я тебя все равно продырявлю!

Квинт без усилий всунул в него всю руку. И ничего.

— Какой вредный пузырь. Не лопается.

— Вы, наверное, догадались, — сказал я. — что это пленка со сверхсильным поверхностным натяжением. Смотрите, я захожу в шар, — я наполовину вошел в него, — пленка, конечно, порвалась, но порванными краями она как бы прилипла к моему телу. Я прохожу дальше, и вот я в темноте, значит, внутри шара. Пленка за мной сомкнулась. Видите, там торчит трубочка, в которую я дул? И вот ее нет. — Я взял трубочку за торчащий конец, вынул из пленки и тут же вышел обратно.

— Вот так пузырь, — сказал Квинт.

— Поздравляю вас, Фил, — протянул руку Ужжаз.

— Этот шар никогда не лопнет. Пропустит внутрь себя что угодно, но не лопнет.

— Значит, он так и останется шаром?

— Нет. Ту же трубочку я наполовину вталкиваю в шар и отвинчиваю колпачок. Воздух уходит, шар уменьшается.

Минуты через четыре его не стало: он превратился в незначительное утолщение на конце трубки.

— Теперь ясно? Вы, Ужжаз, надуваете батискаф, входите в него, и уничтожаете всех микробов и вирусов. Полная стерильность. Включаете аппараты охлаждения и усыпления и одновременно гравитопреобразователь. Он уже готов. Так, Квинт? Ну вот… Вы становитесь невесомым, значит, жидкость отпадает.

— А для чего невесомость? — спросил Тоник.

— Чтобы бока не отлежать, — ответил Квинт.

— Он правильно сказал, — продолжал я. — Таким образом, Ужжаз, вы погружаетесь в анабиоз. Все это время радиоактивный кобальт создает в аппарате пробуждения радиацию и ровно через сто лет ее доза настолько повышается, что в специальном реле усики биметаллической пружинки нагреваются, растягиваются и замыкают цепь, в результате чего аппарат пробуждения включается. Вы просыпаетесь, берете в руки аппараты и гравитомашину — мы постараемся сделать ее компактной, например, в виде стульчика — и выходите наружу. Вставляете в шар трубочку, выпускаете из него воздух, трубку в карман — смотрите не потеряйте — садитесь на стульчик, то есть машину, и едете в город. Приехали, из стульчика получился чемоданчик, кладете в него аппараты — для облегчения они будут сделаны наполовину из фотонита — и окунаетесь в новую жизнь. Как договаривались. Вышел срок — обратно в анабиоз на сто лет.

— Почему я вас раньше не знал? — сожалеюще сказал Ужжаз.