На острие луча

В коре головного мозга египтянина начали перемещаться очаги возбуждения, образовываться прямые и обратные связи, комплексы рефлексов высших порядков и цепные. Мозг впитывал уйму знаний. За одну ночь фараон получил представление об устройстве нашего общества, о различных сторонах нашей жизни и много других полезных сведений. Особый упор я делал на изучение моего родного языка.

Утром его словно подменили. Он горячо, долго и как-то неумело тряс мне левую руку, а потом воскликнул:

– Великий из великих! Руководитель всего того, чего нет и что есть! Ты руль неба, ты столп земли! Тобой…

– Замолчи! – строго сказал я. – Или ты ничего не понял, чему я тебя во сне учил?

Он прижал руки к груди и воскликнул:

– О, Владыка вечности! Подумать только, какими глупцами были фараоны, считая себя владыками мира. И я среди них, невежа. Стыдно вспомнить, как жесток я был в общении с людьми – стадом бога! А рабы! Я считал ниже своего достоинства даже глядеть на них. Я преклоняюсь перед вами, Фил. Возвысил вас бог перед миллионами людей. Спасибо, что ли?!

– Называй меня на ты, – сказал я и спросил его имя.

– Квинтопертпраптех.

– О, слишком длинно. С сегодняшнего дня ты будешь Квинтом. Так вот, Квинт, присядь-ка сюда, давай выясним, сколько тебе лет и откуда ты. Знал ли ты фараонов Тефанахта или Псамметиха?

– Господин мой…

– Опять за старое? Я тебе просто друг, и мы вместе обсуждаем один вопрос. Так знал ли?

– Не знал я.

– А фараона Аменхотепа или Тутмоса?

– Не слышали мои уши.

– Ну, а Хеопса? У которого самая большая пирамида?

– Не знаю Хеопса. И пирамиды тоже. А что это такое?

– Огромное каменное сооружение. Вы же считали, что тело, превращенное в мумию при помощи определенных, должно быть, тебе известных молитв, овладевает вашей мудростью и становится нетленным. Так это?

– Ты говоришь, как главный жрец. Да, оно становится Саху. Но молитв нам, фараонам, знать не положено.

– Вы верили, – продолжал я, – что каждый человек обладает неким духом Ка, покидающим после смерти тело. Вы делали статую умершего, которая после особых церемоний получала способность принять Ка, и вместе с мумией помещали ее в гробницу, не забыв положить туда пищу и предметы домашнего обихода. Не окажись статуи или мумии на месте, а также, в случае их разрушения Ка навсегда оставался бесплотным. Вот поэтому и строили пирамиды-гробницы. Запутанные ходы, ловушки… надежно прятали. Пирамид много, а Хеопс переплюнул всех.

– Переплюнул?

– Ну, превзошел. Самую большую пирамиду себе возвел. Ее строили триста тысяч человек в течение двадцати лет.

– Он, должно быть, терпеливым был, этот Хеопс. А жесток ли он был?

– Суди сам. При постройке его пирамиды люди гибли тысячами. Умершего от усталости или побоев раба просто бросали у подножия пирамиды, и коршуны раздирали его тело, а шакалы разносили кости по всей пустыне.

– Хоть он и мой соотечественник, но большой негодяй. Его место в Месте Таинственном. Не жили бы ноздри его вообще. Мы пирамиды не строили, мы скромнее были.

Я улыбнулся.

– Ну, конечно, вы были великими скромниками. – Квинт иронии не понял и, довольный, согласно закивал головой.

– Хорошо. А фараона Джосера ты не знаешь?

– Не слышали уши мои.

– Ну, а про фараона первой династии Мину, того что объединил царство Верхнего и Нижнего Египта, слышали они?

– Нет и про такого не слышали.

– Так ты совсем древний! Тебе около шести тысяч лет.

– Да, да. Фил. Ты разумен уже с рождения. Ты мудр…

Я нахмурил брови. Квинт сразу осекся. Молодчина. Понимает меня.

– Теперь скажи, откуда ты?

– Не скажу точно я. Из Клахторуфия.

– Ра-ау тебе знакомо?

– Каменоломни? Видел, знаю. По соседству дворец мой стоял.

– Вот и отлично! Мы кое-что выяснили. Можно и позавтракать.

Много ночей я учил его нашему языку. Он понимал значение многих слов, но с произношением было сложнее, и мы этим занимались днем. Практиковались даже во время обеда. Квинт оказался дотошным учеником.

– Какая разница между картошкой и картофелем?

Или спрашивает:

– Борода – это волосы, усы тоже волосы, и бакенбарды – волосы, а волосы на голове как называются?

Порой заберемся в такие дебри, что я сам начинаю, путаться в словах не хуже его.

Гуляя по городу, Квинт больше не испытывал страха. Он восхищался и задавал мне массу вопросов.

Квинт уже разбирался во многих проблемах современной науки, но иногда запутывался в самых простых вещах. Хорошо объяснив устройство транзистора, он тут же мог задать вопрос: «А что такое баня?». И на выдумки он не был способен. Это меня несколько огорчило. И воспринимал он все слишком прямолинейно, как ребенок. Так, я однажды сказал, что природу трудно провести, трудно утереть ей нос. Он это понял в буквальном смысле и искренне удивился, неужели у нее есть нос? А то спросил, как человек может вылететь в трубу. Но я уверен, время устранит эти недостатки, и уж во всяком случае твердо знал, что помощником Квинт будет отличным.

Глава третья

Ядроскоп. Квинт в больнице. Лавния беспокоится. Зловредное насекомое. Генераторы включены.