На острие луча

– Да, но это опасно, Фил. Значит, мы будем бесконечными, необъятными, как Вселенная. Мы собою вытесним всех и все. Масса головы станет бесконечной, каждый волосок на ней тоже. Страшновато! Мозг-то тоже станет бесконечным. Как же мы будем соображать и смотреть бесконечными глазами? А если я захотел высморкаться, в каком месте браться за нос, если он всюду бесконечен?

– Вот я и хочу испытать это, почувствовать на себе. Не всякому дано испытать прелесть такого состояния. Вот так, Квинт!

– А дальше? Что дальше, Фил? Когда обгоним свет, что же с нами будет? Сверхбесконечными станем? Или вообще нулями?

– Что дальше будет, никто не знает. Вот первыми и узнаем.

– Опасное предприятие. Может, оставим его? Зачем нам этот убийца?

– Боишься?

– Ай, ай, Фил, не говори так, не причиняй мне боль. Я готов следовать за тобой хоть в желудок крокодила.

– Дело, Квинт, не только в убийце. Это дело второстепенное. Лететь нужно для того, чтобы спасти одного профессора.

– Какого профессора? Я не знаю никакого профессора!

– Он занимался очень важными вопросами. И однажды его аппаратура по неизвестным причинам сгорела, а профессор исчез.

– Сбежал?

– Я говорю исчез. Его нет ни на земле, ни под землей.

– А… догадываюсь. Он уже опередил нас и умчался в космос. Сейчас с ним там что-то случилось и он взывает о помощи.

– И в космосе его нет.

– Так где же он тогда? В царстве Анубиса?

– Он в четвертом измерении.

– О, Фил, этого я не слышал. Это какое такое измерение?

– Трудно объяснить. Мы живем в трехмерном мире. Все измеряется длиной, шириной и высотой. Правильно?

– Да, я хоть и худой, но объемистый и имею высоту. Смотри, метр семьдесят, – Квинт встал и положил ладонь на голову.

– А теперь представь, что ты роста не имеешь. Совсем нуль.

– Сплющился?

– Как хочешь. В общем, ты стал абсолютно плоским.

– Тоньше атома?

– Говорю же тебе, нулем по высоте. Как тень. А все остальное без изменения.

– Я стану пятном, Фил, я не смогу жить.

– Сможешь. Это же чисто умозрительно. И все люди на земле станут такими же. И я тоже.

– Ну, тогда ничего.

– И вот мы живем, о высоте и толщине никакого понятия не имеем, для нас это третье измерение просто невообразимо. Горы плоские, деревья плоские, все плоское и земной шар нам кажется плоским. Живем мы в этом двухмерном мире, а на самом-то деле на шаре, и однажды плоские люди, неважно для каких целей, построили по окружности замкнутый плоский забор. За ним другой, уже большего размера, окружающий первый. И так дальше, много-много концентрических заборов. Каждый внешний, разумеется, по окружности будет длиннее предыдущего и на него соответственно уйдет больше стройматериалов, плоских досок или чего там, не знаю. Наконец, построили самый длинный забор. По трехмерному – это на экваторе. А строительство продолжается. И тут замечают, что такое? Следующий забор, хоть он и охватывает самый длинный, а получился короче и материала потрачено меньше. А последующий еще короче этого и так дальше. Трехмерным-то это понятно, а им каково? Шар же в их понятии плоский, объем для них невообразим. Ох и поломали же головы они. Как? Зачем? Почему? Целый научный переполох. Ты это понял, Квинт?

– Да, да. Но к чему ты это говорил, не понял.

– Подожди, сейчас. А что такое четырехмерный мир? Тот, где находится профессор. Допустим мы, нормальные трехмерные люди построили из жести над земным шаром оболочку, такую скорлупу. Над ней другую, уже больше первой, и жести на нее ушло больше. Потом третью, четвертую… Строили, строили, уже поглотили солнце, ближайшие звезды, уже галактику, наконец миллиарды галактик, уже и Метагалактику и вдруг заметили, что на очередную скорлупу ушло меньше жести и она стала меньшего размера и в то же время охватывает предыдущую скорлупу. Уразумел? А следующая еще меньше, и еще, и еще, и еще.

– Но-о! Так не может быть. Не-е.

– А помнишь плоских? Они тоже говорили так о своем все уменьшающемся заборе. И мы в таком же недоумении с этой скорлупой. В этом и заключается суть некоего таинственного четвертого измерения. Немного-то мы знаем о нем.

– Что же там профессор делает?

– Ванну принимает, – усмехнулся я.

Квинт принял это за истину и озабоченно спросил:

– Как мы его оттуда вытащим?

– Вот узнать об этом и полетим в космос. Изображение бумаг профессора, где есть формулы и схемы, унеслось в виде световых лучей в космос. Будем догонять это изображение и читать. А по пути свернем и посмотрим, как тебя убили. Когда же вернемся на Землю, тогда и будем вызволять профессора.

– Он же, Фил, за это время умрет. И неизвестно, сделают ли из него четырехмерники мумию.

– Он не умрет. Для него что минута, что тысяча лет – безразлично.

– Надо спасти его, Фил, правильно. Я буду работать… как этот… зверь такой есть. А когда мы вернемся?

– Когда? О-о-о, Квинт, этого я не учел. Мы же перенесемся в будущее. Точно не могу сказать, но во всяком случае вернемся не раньше, чем лет через тысячу. Это самое малое. А может и через сто тысяч, ведь как идет время при сверхсветовой скорости – неизвестно. Ах, как жалко!

– Профессора?